Беседка и тонкие тополя,
качели опасные – из железа,
без домофонов ещё подъезды,
и фильм про Афоню, про три рубля.
Года пролетели, ушла эпоха,
не послевоенная, посытней,
но мы запомнили о войне,
о том, как было тогда всем плохо.
Ещё о ней, проклятущей, дед
не мог рассказывать, тихо плакал,
мужчины плачут, бывает всяко,
есть и у них болевой предел.
Я это видела только раз,
и мне хватило на жизнь тревоги,
а он старел – подводили ноги,
сидит и курит, и молча глядит на нас.
У нас здесь, в городе,
деда – мой редкий гость,
«Трамвайно слишком!» –
это он так смеётся.
Телега старьёвщика,
двор и солнце,
и пережарены в уголь крыши.