Атлант не может дать по морде,
войдя в пике, а выйдя в раж.
Не может мрамор лоб наморщить,
иначе, рухнет Эрмитаж.

Атлант пожать не может руку,
приняв приветствие за блажь,
поковырять в носу от скуки,
иначе, рухнет Эрмитаж.

Атлант обнять не может даму,
помочь ей расстегнуть корсаж,
прикрыть рукой не может срам он,
иначе, рухнет Эрмитаж.

А я могу, обнявши бабу,
копнуть в носу и, впав в кураж,
закрыть глаза - восток, арабы
и взор ласкающий пейзаж.

Сижу в саду, - вокруг фонтаны,
пупки вспотели у рабынь... .
Описывать восторг на стану
по поводу их спелых дынь.

Верблюды, шейхи, кони, перстни
и всё реально, а не миф.
Уста у девок словно персик,
глаза темнее спелых слив.

Покинул сон восток под утро
и, выпав в день из куража,
рабынь я помнил очень смутно,
но дыни всё ещё держал.

Сад съеден в памяти пустыней,
я оказался в ней мираж.
Атлант простёр ладони к дыням
и рухнул, к чёрту, Эрмитаж.