Мимо Граций, парящих в нарядах из шёлка паучьего, королева Арахна ведёт Голиафа в наморднике. На подносах – хрустальные коконы, и через трубочки души бабочек пьют пожилые Тарантулы в смокингах.
Ты садишься под властным крылом векового рояля. Перепутались клавиши, чёрное-белое-чёрное… Дама-клещ ухмыляется под сигаретной вуалью, а в глазах безразличие. Публика здесь хладнокровная.
Город тенью раскинулся – членистоногий Калигула, он паук… обожает бельё-паутинку на девочках. Если хочешь летать, потерпи да помучайся, милая. Ты играй. Улыбайся ему, откровенно, доверчиво.
Ты сбиваешься с ритма. И хочется сгинуть, закрыться в тёмной маленькой комнате, в полночь распахивать шторы и смотреть на фонарь. Просто ты – мотылёк, а не птица. Старый город вздыхает, разводит чугунные рёбра,
ты привыкнешь к нему, даже если туманно и холодно. За спиной по шершавой стене незаметно спускается, ковыляет старуха-Арахна, и тянет за волосы: Ну куда же ты, куколка? Я тебе выткала платьице –
чёрно-белое. Чёрное – рано, а белое – поздно. Над землёй так нарядно и дорого светит реклама, под землёй – так застенчиво сложены крылья и кости. Остальное не ва… важно всё, кроме слёз, кроме драмы.
|