Август. Яблоки, столик, журналы.
На обложке одной по ночам
группка девочек вдруг оживала
под оранжевой сферой мяча.

Группа девочек. Школьниц? Постарше?
Группа яблок? Сады Гесперид?
В каждом сумрачном лестничном марше
заходящее солнце горит.

Солнце севера. Яблоки юга,
золотистая кожица, визг.
Ну давай, выходи же, подруга, -
толку прятаться? - из-за кулис.

Выходи в эту ночь, постепенно
открывая свою наготу.
Афродиты родильная пена
неуместна в далёком порту.

Тихо-тихо. Деревья уснули,
и не слышно ни их, ни людей.
Но ты вся в этом яблочном гуле,
сладком гуле упругих грудей.

Ах, какою тебя рисовали!
Как боялись тебя. Неспроста.
Ты прекраснее женщин в журнале.
Как подросток угрюмо-чиста.

И на лбу - подростковой морщинкой -
две-три мысли, нехитрый багаж.
Под одною казённой простынкой
что ты мне за подарок отдашь?

Что отдашь мне за то, что в подушку
я зубами вцепился?
- Глаза.
Чай брусничный в железную кружку.
И стихи, потому что гроза.

Ты увидишь всё то, что видала
я - прекрасная. Ставлю засос
на тебе я клеймом из металла
слаще крепкого сока берёз.

Будет сердце, клеймёное ими -
лепестками воровки ночной -
узнавать моё тайное имя,
но всегда возвращаться домой.