Она, как бусинка, горошинка, кто не терял, тот не поймёт, одна на свете, одинёшенька, и в однокомнатной живёт.
В окошке, вымытые дочиста, лета, как облака плывут. Её уже зовут по отчеству, да только замуж не зовут.
Судачат — ишь, какая стала — и не девка, не жена, не мать. А у неё глаза усталые, и у виска седая прядь.
А у неё года не числами, и красота не от земли. Она — святая дева, чистая, а люди — старой нарекли.
Какое скверное пророчество — улыбка, а в глазах печаль. Седая дева одиночества, о чём-то плачет по ночам.
О чём-то тайном тихо молится. О чём-то просит эту жизнь. А спросят, ведь и не обмолвится, а нам бы знать — о чём, скажи?!
Она посмотрит, будто душно ей — вздохнёт, и скажет: ни о чём... На чьё-то слово равнодушное, лишь зябко поведёт плечом.
...И так мучительно захочется согреть, наполнить, оживить пустое сердце одиночества — её не сбывшейся любви.
|