ИГРАЕМ «КАИНА» (монолог режиссера, в ожидании премьеры)
Зал пуст. Открытая сцена, Как черная пасть, оскалена… Слоняюсь по ней бесцельно: До вечера — вечность целая!.. Премьера!.. Повышены цены… Сегодня играем «Каина»!
Последняя репетиция Прошла, как всегда, бездарно: Опять — столкновенье амбиций, Актеров унылые лица… И — что уже стало традицией — Чернейшая неблагодарность!
За сценой техника ропщет. Сдержаться никто не может. Завпост материт монтировщиков… Попутно — меня — постановщика: Мол, мог наваять и попроще — Без зауми и выпендрежа…
Мол, главное для режиссера, Чтоб все было ясно и просто… Чтоб было — по разуму — впору… Чтоб не было лишних споров… И… чтоб не летали актеры По сцене на ржавых тросах!
Орет про гнилые доски, Снабженцев «послав», для ясности… Про чьи-то козни и происки… Про то, что два года — без отпуска… И, вновь, — про «полеты», без допуска По технике безопасности…
Художник, в оцепенении, Похожий на мрачную птицу, С тоскою и отвращением Глядит на свое «творение» И — нет никаких сомнений — До чертиков, хочет напиться.
Скукожился, словно замерзший, В последнем ряду, ссутулясь… А мимо него вахтерши, Зашоренные билетерши, Технички, полы натершие, Несут приставные стулья…
Аншлаг!.. словно в древнем Риме На игрищах в Колизее… Но, черт его знает: воспримет… А, может, и вовсе не примет Мистерию с пантомимой Наш зритель, на сцену глазея?
Директор зашел… — понурый, Усталый, на лбу испарина: Общался с номенклатурой — Звонил в Управленье Культуры, Чтоб эти «надутые дуры» Пришли сегодня на «Каина».
Мол, смогут потом гордиться Они… и наш «главный барин»: Не в Питере, не в столице, А в нашей, как говорится, Забытой Богом провинции Поставлен Джордж Гордон Байрон!
Волнуется… старый бездельник! Мандраж в серпентарии нашем!.. Волнуются все — запредельно!.. Все вместе, и каждый — отдельно… Что делать? — вторую неделю Театр поставлен на уши.
Волнуется даже Сережа — Буфетчик, с замашками бармена: Его халдейская рожа С немыслимо бледной кожей, Как это ни дико, похожа — И в фас, и в профиль — на Байрона.
Он мог бы мне, в долг, как обычно — Под запись, налить… до зарплаты… Но, вместо ста граммов «Столичной», Я слышу совсем непривычное: «Сыграете — выставлю лично! А раньше… — ни-ни, ребята!».
Он горд! Он уверен, что даже О нем в газетах напишут: Ведь он, в редингот наряженный, Завитый и напомаженный, Три дня фотографу нашему Позировал для афиши.
Он ждет от нас только победы, С какой-то наивной верой, Считая меня самоедом, А наши сомнения — бредом. «Сходи, — говорит, — пообедай!»… Но… дома не та атмосфера:
Жена смертельно обижена. Ведь ночью, меня лаская, Прижавшись, как можно ближе, Она от меня — неподвижного — Услышала: «Это — лишнее! Сегодня нельзя… Я — Каин!».
И я, действительно — Каин! Я — Авель… я — Ада… я — Селла!.. Профессия наша такая — В судьбу персонажей вникая, И боль сквозь себя пропуская, Их души вселять в свое тело.
Во мне — и Адам, и Ева… И яростный ум Люцифера… И Рай… и познания древо… И боль материнского чрева… И страх перед Божьим гневом, Как суть принудительной веры.
Напрасно ждет развлечения Номенклатурный барин: Увидит он — в нашем прочтении — Не легкое нравоучение,
А бездну душевных мучений, В мистерию вложенных Байроном!
И я в лепешку разбиться Готов, с фанатичным упорством, В надежде, что это случится… Что мы создадим… по крупицам… Не Каина — братоубийцу, А Каина — богоборца!
Труба пропоет Михаилова, Притихнут партер и ложи, И нечисть взвоет уныло, Явив свои мерзкие рыла, И ангелы белокрылые Взлетят на невидимых лонжах!
Пространство библейской вечности!.. И мы, в домотканых рубахах, там — В среде херувимов и нечисти, Слегка контражуром подсвеченной, Возникнем сегодня вечером Из бездны черного бархата.
Сверкающих звезд мириады Зажжет небесная сфера, И над человечьим стадом, Лишенным Райского сада, Поднимется ввысь из Ада Гигантская тень Люцифера!..
И зритель, проникнувшись темой, Поймет, что наш Каин мечется В жестоком конфликте с Системой… С авторитарной системой… С тоталитарной системой… Как первый борец человечества!
Надеюсь, и критик — любой — Поймет и оценит это, Приняв наш спектакль, как бой С когортой чугунных лбов, Эстетствующих жлобов И жлобствующих эстетов.
Пусть зритель придет, как на Вече! Пусть судит, как можно строже! Пусть трудною будет встреча — Терять нам давно уже нечего! Скорее настал бы вечер! Скорее бы день был прожит!
Из книги «Восьмой десяток». https://ridero.ru/books/vosmoi_desyatok/
|