1

Этот город ветров,
злопыхатель, слагатель побасенок,
был со мною суров,
он вопил, что не сын я, а пасынок.

Много лет он губил
наши души, ярился, упорствовал.
Он меня не любил,
но порою бесстыдно притворствовал.

Где коварству предел?
Горько пасынком быть неприкаянным.
Все же я не хотел
восторгаться мешком этим каменным.

Только он не внимал
аргументам, на ссору отважился,
клеветой донимал,
насмехался, кривлялся, куражился.

И тогда я решил:
не судьба, пропади оно пропадом!
Без взаимности жил,
пренебрег общепринятым опытом.

Чем же я не такой?
Тем, что песенки пел слишком грустные?
Помашу я рукой,
покидая края эти гнусные.

Город, хватит причуд,
сыт по горло твоею опалою!..
Не затронут ничуть
оправданья твои запоздалые.

2

Стылый сумрачный город
жаждет страх мне внушить,
прозябать в нем возможно,
невозможно в нем жить,
наши кровные узы
понимаю с трудом
если он мне отчизна,
то сиротский мой дом.
Никогда я здесь не был
ни удачлив, ни юн,
здесь февраль високосен,
високосен июнь,
свищет век високосный,
всех пугая всерьез,
беспощадный, жестокий,
непогожий до слез.

3

Вспоминается часто
тот безрадостный год,
что принес нам с тобою
крайне много невзгод,
он кладбищенский сторож,
с ним в ладу воронье,
воронью на поживу
отдал сердце мое.
Не посмею забыть я
тот безрадостный век,
его след засыпает
черный слякотный снег,
и прощается с веком,
сжатый веком в тиски,
край урона, ущерба
и вселенской тоски.

4

Город пьяниц и калек,
жалок днем и жуток ночью,
здесь паноптикум весь век
наблюдаешь ты воочью.

Пристань - кладбище - вокзал
Этот край не для блаженства,
он в избытке навязал
мне изгойство, отщепенство.

Он сиротством наградил
на сто лет вперед, с лихвою,
норов свой не укротил,
все собачился со мною.

Вспыхнет память, как ожог,
хоть повсюду мрак и холод.
Этот город мне чужой,
он никто мне, этот город.

Почему ж тогда вдали,
сколь по свету ни носило,
на другом конце земли
я забыть тот край не в силах?