В старинном доме на Литейном
Рос юный рыженький затейник;
Видоном был не шибко броский,
Известный как Иосиф Бродский.

Гремели ржавые трамваи.
На пляжах сладко загорали
Чувихи, кверху сочной попой.
В стакан бежит вода с сиропом.

От зноя шум в висках. Не первый
Он был в любовниках, наверно.
Вернувшись грустно на этаж,
Иосиф прячется за шкаф.

Здесь отгороженность от мира,
Струится грифель в почерк лиры,
Блуждая строчками в веках
Из потайного уголка.

А в школе гнут белиберду.
Он думает: «Уйду… Уйду…»
И как-то раз, вдруг хлопнув дверью,
Портфель зло пнул, рассыпав перья.

Глядит с плакатов мудро Ленин.
Тут не прощают вольной лени,–
Советский трудовой надзор:
Не наш ты если, то позор!

Ведь впереди тюрьма маячит,
Психушка, суд и неудачи.
Подруга сердца предала.
Такие, граждане, дела.

Взмывает в космосы Гагарин.
«Зенит» как никогда в ударе.
А КаГэБэшный Ленинград
Иосифу подносит яд.

Прощай, былая жизнь под солнцем!
Теперь морозное оконце
Вдали от дома… Север. Ссылка.
От холода трясется вилка.

Моргает лампочка в избушке.
В часах поломана кукушка.
Не знать, куда себя бы сплавить.
Один как перст. Бутыль и память.