В пыле-жаре каминной прорехи, где и Феникс сгорает на раз, кто-то щёлкает дни и орехи так, что сыпятся искры из глаз,
но затем собираются в стаю, набираются сил и тепла; тяга тянет, они улетают, остаются угли и зола.
Заготовки твои, Буратино, не дождавшись искусной руки, мироточат в окладе камина и шесток обживают сверчки.
Тщетно мается, втуне и всуе, мой не нежный, неласковый зверь, кто, скажи мне, углём нарисует и откроет заветную дверь.
Из уютной подушечки-думки лезут мысли, а с виду - перо; "пусто-пусто" бутылки и рюмки, глаз твоих ледяное "зеро".
|