Есенинская грусть струилась маревом, Вплетаясь в синеву нетканым кружевом. Расправила крыла закатным заревом, И жарко обняла в избе настуженной.
Румянилась рассветами, кудесница, Раскрасила задором, запорошила. Надежду назвала любимой крестницей, Комкала, уносила тени прошлого.
Рыдая, провожала у околицы, Кудрявою ветлою в пояс кланялась. Ждала душистым хлебом в светлой горнице, Не дождалась, упала и раскаялась.
Невестилась весною – недотрогою. И одевалась вновь снегами – ризами. Молилась на коленях синеокая, И уносилась осенью капризною.
Берёзою крепчала, сиволапая, Куражилась, мешая яд с причастием. От смеха заходилась, слёзы капали, Явь разбивая вдребезги на счастье.
Хлебала через край тоску кабацкую, Рубаху на груди рвала в отчаянии. То проклинала всё, то брала ласкою, То застывала в ледяном молчании.
Есенинская грусть до срока старила, Сжимая годы в звонкие мгновения. Взметнулась ввысь, в колокола ударила, Срывая пелена самозабвения.
Грозила, полыхала жуткой молнией, Перекрестясь, в бреду затвором клацала. И провожала в вечное безмолвие На ледяном ветру Семёновского Плаца.
Сибирский Тракт с колодниками мерила. Натружено тянула песнь кандальную. Святых гнала, а ряженым поверила, Меняя истину на золото сусальное.
Катила по степям крамолой лютою, Ивана-дурака венчала с плахою. Вплеталась в жизнь последними минутами, Рвалась с цепи и осыпалась прахом.
Из века в век слонялась неприкаянно, Искала справедливости, бесправная. Распятая, благословляла каинов, И воскресала Русью Православною.
Счастливой отдавалась на заклание, На дыбе дней хрипела о терпении. По вере обрела, зарделась пламенем, И замерла у райских врат в недоумении…
Прослушать
|