Я уселся за маленький столик -
Я так часто пишу, отчего же -
И, трясущийся алкоголик,
До мурашек на грубой коже

Напрягаясь, как рак недоваренный,
Непривычными, жесткими пальцами
Поднял ручку, мне кем-то подаренную,
За которую месяц не брался я.

И заметна работа мысли -
Сморщен лоб, встали волосы дыбом.
Эти мысли, что так меня грызли,
На бумагу рушатся глыбами.

Ох, как ловко по строчкам бегает
Синей пасты тропа петлястая,
Словно жизнь моя, вверх - и сверзится,
Так и шастает, так и шастает.

Оттого ли, тоской измученный,
Рвусь порой я к перу с бумагою,
Чтоб уйти от проблем наскучивших
И от мерзкого мира плаканья?

Чтоб писать и писать, забывшись,
А о чем - не имеет значенья,
И - до судорог в тонких мышцах,
И - до полного облегчения.

Помогает, я знаю, пробовал.
Изливаюсь - и новый делаюсь.
И способен уже на проповедь
И на дело сугубо белое.

Где ж моя щепетильная гордость?
Между строк отдаюсь бумаге я!
Мне сказали - мы все пишем в молодости,
А потом не хватает отваги.

Только я не поверил этому.
Те из нас, кто не пишут в старости,
Никогда и не были поэтами,
Не поэтами и останутся.

Завтра снова вернусь, измученный,
Как в наркотик, вцеплюсь в бумагу я.
Где найти мне любимую лучшую,
Кто еще меня так порадует?

Может, все здесь было нелепо.
Может, даже, смешно звучало.
Но свое вам сказал я "Верую".
И могу повторить сначала.


1993