Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Иосиф Бродский Л. В. Лосеву


Слово последний
в чьих-то устах
звучит как наследник
эпохи, устав
от новых гипотез
воления жизни,
помашешь ладонью
ушедшей отчизне.

Память не выбьешь
прикладом в висок,
денежный выигрыш
сунуть в мешок
не даст автоматчик,
считая патроны,
прицельным гипнозом
и ты зачарован.

Имперские мысли
уходят, давно
ли мы грызли
с тобою в кино
черствеющих корок
ржаных драгоценность,
пластинка тихонько
скрипуче вертелась.

Потом как-то в парке
седеющий дед
заметил помарку
в тетради: «обед»
тогда написал я
не так, но обета
я не дал ни деду,
ни тьме и ни свету.

Родился я, вырос,
как будто окреп,
считал, что папирус
и рифмы – мой хлеб,
но как оказалось
в процессе работы,
тот хлеб ели мыши,
видать, у них опыт

по части бумаги,
созвучия слов.
Где алые маки
цвели, заросло
то старое поле,
и вместо былого
соцветия красок
пасется корова.

И петь теперь надо
не весь океан,
не вихри торнадо,
не небо, не храм –
простые мотивы:
воротца, наличник,
но, правда, не долго –
на сцене опричник.

И снова аллеи
багряных цветов,
лысеющий Ленин
на фоне костров
красуется в профиль
на каждой рубашке.
Накинув шинели,
надвинув фуражки

мы в собственных лицах
увидим следы…,
кого-то умыться
потянет, воды
не то, что не хватит –
вода не смывает
усталость эпохи.
Качаясь в трамвае

признаюсь: похоже,
что я – негодяй,
что грабил прохожих,
и вот погодя
какое-то время,
наследник эпохи,
сбываю бумаге
добытые крохи.