Здесь горы не стесняются быть горами, и долгая жизнь входит в привычку, черты азиатов иными чертами в зрачке застывают, подобно обличью
восточных богов, небожителей древних, мне память их образ вверяет с любовью, и вновь уношусь я под кроны деревьев, к сиреневым скалам, к тропинкам воловьим.
Где череп ослиный, на солнце сверкая своей белизной, обеляет как будто прошедших от этого края земли и до края иного, одетых ветрами, дождями обутых.
Лишь в этих местах, верно, мог заблудиться язык тишины, затеряться ли где-то захочешь, всмотреться глазами провидца ты сможешь тогда в то, что было воспето.
И громом пронзая не только пространство, но также и тело твое перед бурей, небесные стражи своим постоянством хранят здешний мир удивительно бурый.
Зазоры меж бревен заделают глиной – появятся стены, пол, окна и крыша – есть место, где ночь коротать, ну а длинный мы день проведем, шепот вечность слыша.
Мы будем смеяться, пить чай, веселиться, но небо тускнеет – богам нынче грустно, следы, что оставила утром ослица смывает дождями в широкое русло.
По камням, шлифуя их в мелкий булыжник, стекает неспешно, арыки питая, источник забвенья и жизни для ближних, надеждой и жаждою дальних лаская.
|