Здесь горы не стесняются быть горами,
и долгая жизнь входит в привычку,
черты азиатов иными чертами
в зрачке застывают, подобно обличью

восточных богов, небожителей древних,
мне память их образ вверяет с любовью,
и вновь уношусь я под кроны деревьев,
к сиреневым скалам, к тропинкам воловьим.

Где череп ослиный, на солнце сверкая
своей белизной, обеляет как будто
прошедших от этого края земли и до края
иного, одетых ветрами, дождями обутых.

Лишь в этих местах, верно, мог заблудиться
язык тишины, затеряться ли где-то
захочешь, всмотреться глазами провидца
ты сможешь тогда в то, что было воспето.

И громом пронзая не только пространство,
но также и тело твое перед бурей,
небесные стражи своим постоянством
хранят здешний мир удивительно бурый.

Зазоры меж бревен заделают глиной –
появятся стены, пол, окна и крыша –
есть место, где ночь коротать, ну а длинный
мы день проведем, шепот вечность слыша.

Мы будем смеяться, пить чай, веселиться,
но небо тускнеет – богам нынче грустно,
следы, что оставила утром ослица
смывает дождями в широкое русло.

По камням, шлифуя их в мелкий булыжник,
стекает неспешно, арыки питая,
источник забвенья и жизни для ближних,
надеждой и жаждою дальних лаская.