Белые крылья (2) Туруханский шаман
Я презрел страх, я презрел страсти, я презрел лутшия умы, я даказал величье власти, я паказал величье тьмы…С Адольфом мы играли в прятки, но я его преодолил, масоны мне лизали пятки, лизал и Рузвельт и Черчилл. Керенский, Троцкий и Бухарин напрасно вылезал из кож, я знал, кто гость, а кто татарин, и был гроза для красных лож; еврев я рэзал как баранов, стрелял и русских, и грузин, я на Великого Ивана шаманский бубен водрюзил, его Иван не переможет, пребудет он сто тысяч лун, а в этой деле мне поможет мой лучший друг, Мао Цзе-дун…
Так косари на жатве спорят, и косы ребрами гремят, так маг зари на Желтом море седлает красного коня, так, знаменуясь, времена сменяют знаки и одежды: неосвященность ведуна на просвещение невежды, слепую ярость бунтаря на спесь тупого истукана и византийского царя на туруханского шамана.
На смерть Шукшина
Я пришел дать вам волю! По горючим следам, по студеному полю, по зеленым грядам, конь мой мчится по землям, серебрится копье, я иду, чтобы всем вам рассказать про Неё, до лесов Обонежья донесет Баргузин, только где же вы, где же, почему я один? Почему я не слышу голосов на лугу? Убежали под крыши, как собаки в пургу? заквохчили как куры под тупым тесаком? Вас, бумажные шкуры, я сведу с огоньком! Кто вам нынче учитель? Вы свои, али чьи? Почему вы молчите? Вы кому холуи? Вертухаи да судьи подхлебалы в говне, люди вы аль не люди? Да ответьте ж вы мне! Над моей головою расцвело остриё. Я пришел дать вам волю. Вы не взяли её.
1979
"...появились новые трихины..."
Пора вставать, гремят затворы, звенит отточенный стилет, трихины покидают норы и заполняют белый свет, уже горит костер желаний, мгновенья жизни сочтены, в одушевленном океане зашевелился бог войны, пора, мой друг, за ревом взрывов, под маской пирровых побед, за пеленой неторопливых бездумных и безумных лет созрела ярость, и в смятенье чернеют реки и моря, и в грозном свете обновленья трепещет юная заря, аскеты лжи, букеты лож, дома, мащеные ампиром, под доверительный галдеж торжественно торгуют миром, вот иссыхающая Парка перерезает волосок, вот супер-Мастер, супер-Карго приподнимает молоток, уже не может быть иначе, и в диком реве голосов оглохший мир дрожит как кляча на аукцъене трех миров, дрожат межзвездные рапиры, ладони стынут на ремне, а рыжий бог парит над миром на огнедышащем коне, еще в траншеях ждут приказа, еще не пала тишина, но молоток гремит три раза: Кто больше? Продано! ВОЙНА!
Пора, мой друг. Гремят затворы, звенит отточенный стилет, трихины покидают норы и наполняют белый свет.
Пусть мертвые хоронят мертвецов, а нам дай Бог в час грозный и суровый не брать пример ни с дедов, ни с отцов, но в новый мир идти дорогой новой, она зовет, немало нам дано: и ум, и кровь, и откровенье жизни, так пусть играет новое вино на радость обескровленной отчизне, Она юна, и вечность впереди, но в грозный час огня и исправленья отдай долги и с легкостью иди куда влечет тебя предназначенье, пройдут века, не сгинет род земной, и ты, мой друг, в час грозный и суровый повенчанный с Небесною Женой в обители Ее вернешься снова, вернешься ты в край пашен и лесов, где сень берез и светлых рек разливы, пусть мертвые хоронят мертвецов, а мы живем, и будем вечно живы!
1980
|