Р. Ц.
...Хоть вечер всё же в полночь переходит, Но летом он ленивей во сто крат: То взглядом медленным и дом, и двор обводит, То в сад бредет, задумчив, вдоль оград.
В лиловых сумерках – неспешная работа: Тут – золотит, тут – чернью кроет пруд; И мир сейчас так тих, смиренен, кроток: Все ждут звезду, что первой здесь зажгут.
Теням лишь невтерпь – всё бегут быстрее От всё быстрее гаснущей зари, Покуда тень от телеграфной реи – Как тень креста – их бег не усмирит.
...Но мига чудного не узрит взгляд нескромный: Нет, не звезда – зажегся звездный свод, И тени вечера вдруг сходятся в огромный Театр теней – куда свободен вход!
Сдвигаются кулисы, темень тянет Луну на привязи заоблачной тропой, И лес вот-вот у рампы дачной встанет – Принять участье в драме роковой!
Всё кончится всеобщим погруженьем В последнем акте в инфернальный мрак – И нет почти надежд на пробужденье, И век ночных – не приподнять никак.
Стоят дубы, задумавшись как боги Над судьбами берез и пышнокудрых лип, И вязов тех, что дремлют у дороги, – Чей слышен и сюда извечно–дряхлый скрип.
Туманны – думы, неподъемны – плечи; И правда здешняя – чужда людской молве. Едва чуть теплятся бледно-зеленым свечи: Лукавы светлячки – и гаснут вдруг в листве.
Доверься им – и ты погиб навеки, И никакой суфлер тут не спасет: Смешает даль привычных реплик вехи – И занавес бесшумно упадет.
И тут уж вовсе станет непонятно – Что там горит: фонарь, светляк, луна? Тьма ест глаза, и речь огня невнятна: Как речь спросонья – так же неясна.
...На дачи сон нисходит отпущеньем Июльских, мелких, сладостных грехов, Но дышит ночь языческим сомненьем – Над вечной истиной насиженных углов.
Ну что ей вера в высший смысл творенья? Бормочет, знай, речонкою впотьмах И глубже, глубже прячет откровенье – Зеленой вспышки в пышных лопухах...
Софрино, 1978 (редакция 1988)
|