ЕСЛИ Б ЗАКАТНОЕ ...

По ночам жасмин белее и сильней своим елеем
заполняет все пустоты, и вокруг, и в голове.
Облетает одуванчик. Комарихи стали злее
и ежи шуршат смелее по щекочущей траве.
Утром солнце покрывало незабудками прострочит
и узором из фиалок вышьет поле … но молчок!
Под немым покровом ночи над луной сова хохочет
и над ухом, что есть мочи измывается сверчок.
Я сегодня так, ничейно, отмечаю День портвейна
и, идейно – Вечер с Ночью … даже Утро захвачу.
И создам, хоть я, уж точно – не художник, но тупейно,
ну, по крайней мере, тупо, полотно. Мне – по плечу!
И душа моя как цапля – на одной ноге, но грабли,
всё равно найдёт, наступит и провалится на дно.
И всё реже из бутылки, и всё медленнее капли.
Это – капельница жизни или смерти … всё одно.
А пока, в хмельном угаре, на себе, как на гитаре …
но, в одну, простите, харю, сколь не лей, но песнь - стара:
Даже если всю Сунгари вылить, на хер, в Калахари –
всё равно песок проглотит, всё равно убьёт жара.
И забыв про «невозможно», нагло, царственно, безбожно,
убеждаю себя пьяно, в том, что как не пустословь,
можно сложно, и тревожно, можно даже безнадёжно
И побуквенно подкожно, но вводить в тебя любовь:
Покорись мне этим летом! Стань моим апологетом!
Покори меня! Попробуй: о любви – и визави!
Удиви меня вопросом! Удиви меня ответом!
Хоть запретом, хоть минетом! Ну хоть чем-то удиви!
Будь ты падшая, будь – цаца, будь ты пустота абзаца –
я, во всех, в кого влюблялся, исключительно тебя
видел … вот теперь я знаю … но уже – поздняк метаться,
драться, рваться, напиваться, убиваясь и скорбя.
Даже наша переписка – не надежда, не ириска
и не, даже, фактор риска – эпитафия теперь.
Мы – соседи. Мы – два камня. Мы два камня-обелиска
не на братском, но на общем кладбище своих потерь.