«Скажи мне ночь…»
«Скажи мне ночь, зачем твой мрак
мне радостней», чем день прекрасный,
когда огонь в душе иссяк
в мечтах пустых, в любви напрасной.
Во тьме ночной сижу с тоской,
когда с долины ветер веет,
но не идёт ко мне покой,
и сердце на глазах стареет.
А музы лёгкие шаги
уже не радуют, как прежде.
Ищу я радостей других,
хотя жива пока надежда.
«Я жить люблю, я жить хочу,
мне жизнь ещё не надоела.
Утратив молодость свою,
душа не вовсе охладела.
Но ты забудь меня, мой друг...
Забудь меня, как забывают
томительный печальный сон,
когда он утром отлетает»,
как грустной тени скорбный стон.
«Умолкни сердца шёпот сонный,
привычки давней слабый глас.
Прости, предел неблагосклонный,
где свет узрел я в первый раз.
Простите, сумрачные сени,
где дни мои текли в тиши,
исполнены страстей и лени
и снов задумчивой души».
Умолкни сердца прежний жар.
«В последний раз пожмём же руки».
И, памятью не дорожа,
смиримся с близостью разлуки.
«И покоримся мы судьбе.
Благослови побег поэта».
И может там, — вдали от света,
когда-то вспомню о тебе...
2009
«Весна, весна, пора любви…»
«Весна, весна, пора любви,
как тяжко мне твоё явленье.
Какое томное волненье
в моей душе, в моей крови...
Как чуждо сердцу наслажденье.
Всё, что ликует и блестит,
наводит скуку и томленье»
и нарушает аппетит.
«Отдайте мне метель и вьюгу,
и зимний долгий мрак ночей»,
и жар мерцающих углей,
и музу – верную подругу
любви мучительной моей.
Любви невольной, бескорыстной
я посвящу остаток дней,
борясь со скукой ненавистной…
«Увы! Язык любви простой»
тебе давно уже не сладок.
Он не годится, ангел мой,
поэтому я буду краток.
Не буду мучить прозой той,
такой простой и нерадивой,
но разбужу покой стыдливый
я стихотворною строкой.
2009
«Волненьем жизни утомлённый…»
«Волненьем жизни утомлённый,
оставив заблуждений путь,
так сердце хочет отдохнуть
вблизи тебя, мой друг бесценный».
Рождённый лирой сладкозвучной
души порывы воспевать,
мне оставалось лишь страдать
в унынье дней разлуки скучной.
И, после стольких искушений,
не помня улетевших дней
кипящей юности моей,
перед тобой твой верный гений.
2009
«Скажи - не я ль тебя заметил…»
«Скажи - не я ль тебя заметил
в толпе застенчивых подруг,
твой первый взор не я ли встретил,
не я ли был твой первый друг?»
Твои потупленные взоры
как скоро путь ко мне найдут?
Они с застенчивым укором,
мной овладев, давно влекут.
Не притворяйся, друг мой милый,
и чувства ты мои пойми.
К тебе одной с невольной силой
души порывы устремил.
Забыв о разуме, лишённый
воспоминаний и надежд,
в душе измученной, влюблённой
хранил любви священный бред.
И вот опять, на скучном бале,
забыв любви моей печаль,
ты смотришь на меня устало.
И всё в былом уже? Как жаль…
2009
«Надо мной в лазури ясной…»
«Надо мной в лазури ясной
светит звёздочка одна,
справа - запад тёмно-красный,
слева - бледная луна».
Дремлют ели в чистом поле,
затихает ближний лес.
Хорошо дышать на воле
в тишине ночных небес.
Скоро, скоро сновиденья
всё окутают вокруг
и, в глуши уединенья,
вспомню вас, мой милый друг.
Вспомню сладкие свиданья,
дни любви и дни весны
в царстве полного молчанья
бесконечной тишины.
2009
«Я возмужал среди печальных бурь…»
«Я возмужал среди печальных бурь,
и дней моих поток, так долго мутный,
теперь утих дремóтою минутной
и отразил небесную лазурь.
Надолго ли?.. а кажется, прошли
дни мрачных бурь, дни горьких искушений...»
Теперь иду дорогою забвений,
разлуки тень предчувствуя вдали.
Забыто мной веселье прежних лет,
где я любил бродить с мечтой ленивой.
И вот, в уединении счастливый,
живу, не зная горестей и бед.
А сердце, как усталый спутник, спит,
ушли тревоги, прежние заботы,
живу, хотя уж нету той охоты,
уже не помня горечи обид.
В деревне век мой тих, как ясный день.
И, вдаль глядя с улыбкой сожаленья,
и забывая прошлые мученья,
веду я жизнь, похожую на тень.
2009
«Слаб и робок человек…»
«Слаб и робок человек,
слеп умом и всё тревожит»
час, утраченный навек,
или день, что даром прожит.
Безотрадную тоску
ты от сердца не прогонишь.
Скучен мир, и дни текут
как вода, в которой тонешь.
Жизнь пройдёт как сладкий сон,
и исчезнут огорченья.
Под вечерний перезвон
все закончатся мученья.
Жизнь, увы, не вечный дар.
Так спеши же насладиться
всем, что Бог сегодня дал
перед тем, как сил лишиться.
2009
Авторство всего, заключенного в кавычки, принадлежит
А. С. Пушкину (из незаконченных произведений).
"Нет, весь я не умру…"
Есть у Игоря Северянина такая запевка:
О России петь — что стремиться в храм
По лесным горам, полевым коврам…
Немного изменив её, можно сказать, что в России о Пушкине писать, или думать, или говорить, или даже читать его в глубоком уединении и сосредоточенности — это тоже стремиться в храм. Тут тебе и полевые ковры, и лесные горы, и зимние вечера, когда «буря мглою небо кроет», и зимние утра, когда «мороз и солнце, день чудесный», и прекрасная осень — «октябрь уж наступил» — и море, и степи, и Кавказ, и лучшие в русской поэзии стихи о товариществе и дружбе, о любви, самая пронзительная в нашей поэзии отповедь «клеветникам России», самое убедительное пророчество о «бесах», тут и герои русской истории, и добрейшая няня Арина Родионовна, тут страницы мировой культуры и вселенная человеческих характеров и судеб, «тут горний ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье». А самое главное — тут все Пушкиным написано, то есть так, как никем и никогда, сами буквы, слова, интонация что-то волшебное делают с нашей душой, волнуют её, тревожат ум, начинаешь острее и глубже осознавать себя и жизнь.
В школе и в институте обычно нам рассказывают про две знаменитые речи — Ф. М. Достоевского и И. С. Тургенева — произнесённые в дни открытия в 1880 году памятника А. С. Пушкину в Москве. Достоевский говорил о «всемирной отзывчивости» Пушкина и вообще русских, а Тургенев отмечал художественный дар нашего гения, по его словам, Пушкин был первым русским поэтом-художником, что он «установил язык и создал литературу». Но в эти же дни прозвучало ещё одно прекрасное «Застольное слово о Пушкине» знаменитого драматурга Александра Николаевича Островского. Он очень убедительно сказал как раз о том, с чего я начал, — что делает гений Пушкина с нашей душой: «Сокровища, дарованные нам Пушкиным, действительно велики и неоцененны. Первая заслуга великого поэта в том, что через него умнеет всё, что может поумнеть. Кроме наслаждения, кроме форм для выражения мыслей и чувств, поэт даёт и самые формулы мыслей и чувств. Богатые результаты совершеннейшей умственной лаборатории делаются общим достоянием. Высшая творческая натура влечёт и подравнивает к себе всех. Поэт ведёт за собой публику в незнакомую ей страну изящного, в какой-то рай, в тонкой и благоуханной атмосфере которого возвышается душа, улучшаются помыслы, утончаются чувства. Отчего с таким нетерпением ждётся каждое новое произведение от великого поэта? Оттого, что всякому хочется возвышенно мыслить и чувствовать вместе с ним; всякий ждёт, что вот он скажет мне что-то прекрасное, новое, чего нет у меня, чего недостаёт мне, но он скажет, и это сейчас же сделается моим. Вот отчего и любовь, и поклонение великим поэтам; вот отчего и великая скорбь при их утрате; образуется пустота, умственное сиротство; не с кем думать, не с кем чувствовать».
Потому и называем мы эпоху Пушкина золотым веком русской литературы — потому что с Пушкиным думали, с Пушкиным чувствовали. Сегодня в России, к сожалению, «не с кем думать, не с кем чувствовать», это сиротство сильно ощущается, нет у нас сегодня великого поэта.
О Пушкине написано очень много, больше, чем о каком-нибудь другом писателе России, а может быть, и больше, чем обо всех остальных русских писателях, вместе взятых. Потому что Пушкин — это самая большая тайна России. Иностранцам, кстати, не совсем понятно наше обоготворение Пушкина. В переводе на другие языки утрачивается волшебство пушкинского языка. Известно, что вообще перевод — это обратная сторона ковра, то есть изнанка, а не сам наглядный и сочный рисунок, но, оказывается, у Пушкина в оригинале этот рисунок тончайший, что другими языками почти не улавливается. Поэтому, например, в Европе скорее поняли величие Лермонтова, чем Пушкина, Лермонтова много переводили.
Так вот, написано о Пушкине много. У всех на слуху крылатые слова, что Пушкин — «солнце нашей поэзии» (В. Одоевский), что «Пушкин наше всё» (А. Григорьев), что Пушкин «начало всех начал» (Горький). Целая плеяда пушкинистов написала тома исследований. И это прекрасно. Потому что нас, пушкинистов читают не только филологи, но и простые читатели, любящие поэта. Я же хочу привести несколько довольно редких высказываний о нашем гении.
Сейчас возвращается в Россию Русское Зарубежье. Публикуются книги, статьи русских первой волны эмиграции, тех, кто оказался в чужом краю после революции 1917 года. Наши писатели и художники, музыканты, искусствоведы, философы искали себе за рубежом опору, почву. И такой опорой и почвой стал для них Пушкин. Как пишет исследователь М. Филин, «Пушкин стал русской идеологией в изгнании». Вот что писал Архиепископ Нестор в 1920-е годы за рубежом: «Среди мучительных переживаний современности, когда наша Родина стонет под тяжким гнётом, а мы, её изгнанники, едим горчащий хлеб изгнания в нищете и унижении, когда отчаяние порой готово охватить малодушное, настрадавшееся сердце, — радостно вдруг осознать, не разумом только, но сердцем почувствовать, что вопреки всем унижениям, всякому презрению, которых пьём мы полную чашу, все же принадлежим мы к великому, величайшему в мире народу. А это чувство, это неоспоримое сознание никто в нас не будит так ясно и ярко, как именно Пушкин».
В 1921 году, перед отъездом в эмиграцию, поэт Владислав Ходасевич сказал на пушкинском вечере: «О, никогда не порвётся кровная, неизбывная связь русской культуры с Пушкиным… Это мы уславливаемся, каким именем нам аукаться, как нам перекликаться в надвигающемся мраке».
В самые тяжёлые исторические периоды Пушкин поддерживает своих соотечественников. Мы сейчас тоже переживаем трудное время, тоже едим «горчащий хлеб», а миллионы русских опять оказались в эмиграции, поневоле оказались там, при распаде СССР. Хочется верить, что и нам суждено аукаться и перекликаться именем Пушкина. И торжествовать с его именем.
Александр Сергеевич родился в Москве 26 мая по старому стилю, 6 июня по новому стилю в 1799 году. Родился в Немецкой слободе, в ещё старой, донаполеоновской Москве, больше похожей на большую деревню, состоявшую из отдельных, больших и малых помещичьих усадеб, обросших городскими домами. Принадлежал поэт к старинному, но обедневшему роду. Мать Пушкина Наталья Осиповна (1775–1836) происходила из семьи Ганнибалов, потомков Абрама Ганнибала, выходца из Эфиопии, возвышенного волей Петра I. Отец Сергей Львович Пушкин (1770–1848) был капитаном Измайловского полка. В карамзинской «Истории государства Российского» имя Пушкиных упоминается 21 раз, начиная с периода княжения Александра Невского.
В семье Пушкиных увлечение литературой шло от отца и от дяди Василия Львовича, который сам был поэтом.
В детстве Пушкин воспитывался дома, а с 1811 по 1817 год учился в Царскосельском лицее, где он написал 130 стихотворений, нашёл друзей — Дельвига, Пущина, Кюхельбекера, Малиновского, Горчакова… В эти годы он сближается с Чаадаевым, Жуковским, Батюшковым.
Уже в лицейские годы Пушкин предсказывает в стихотворении «Городок» (1815) своё бессмертие как поэта — «Не весь я предан тленью…» В конце жизни он подтвердит своё пророчество: «Нет, весь я не умру…» Поразительно, что великое будущее Саши Пушкина провидел и Дельвиг, тоже тогда совсем юный пиит. Он в 1815 году написал в стихотворении «Пушкину»:
Пушкин! Он и в лесах не укроется;
Лира выдаст его громким пением,
И от смертных восхитит бессмертного
Аполлон на Олимп торжествующий.
В Лицее Пушкин пережил великую эпопею Отечественной войны 1812 года. Первое своё стихотворение опубликовал в журнале «Вестник Европы» в 1814 году. В 1820 году написал поэму «Руслан и Людмила» и стал, можно сказать, широко известным поэтом.
За одну «Вольность» Александр I хотел отправить Пушкина в Сибирь. Поднялась тревога. Чаадаев, Гнедич, Александр Тургенев, Оленин, директор лицея Энгельгардт стали искать заступников, сами обращались к царю. Карамзин ручался, что Пушкин более не будет ничего писать против правительства. Александр I согласился Сибирь заменить ссылкой на юг, точнее, даже не ссылкой, а, как это называлось, назначением к главному попечителю колонистов Южного края генерал-лейтенанту Инзову.
Подсчитано, что Александр Сергеевич проехал по России 34 тысячи километров. «То в коляске, то верхом, / То в кибитке, то в карете, / То в телеге, то пешком…» Дорога на юг была началом его дальних дорог.
Пребывание поэта на Кавказе, в Кишинёве, в Одессе, в Крыму по сути было благом для него, было плодотворным: на юге он написал около 100 стихотворений, четыре поэмы, закончены были две главы и начата третья романа «Евгений Онегин».
На юге Пушкин пробыл больше трёх лет и стал тосковать по Петербургу, но в это время недоброжелатели донесли царю о «дурном поведении» поэта, и царь решил отправить его «в наказание» под надзор местного начальства в настоящую ссылку — в имение родителей в Псковскую губернию. 24 июля 1824 года поэту было объявлено о «высочайшей воле» — и он вместе с верным слугой Никитой Козловым выехал в знаменитое теперь Михайловское. По предписанному маршруту, Пушкину запрещалось заезжать по дороге в Киев, Москву и Петербург.
В Михайловском талант поэта, безусловно, достиг своей полной зрелости. Здесь у него был «приют спокойствия, трудов и вдохновенья».
Здесь, в псковской деревне, общаясь с родным народом, родной природой, окончательно сформировалось поэтическое мировоззрение Пушкина. Здесь нашёл он черты любимой своей героини Татьяны Лариной. Здесь он увидел и то крепостное бесправие крестьян, на которое откликнулся стихотворением «Деревня» и «Дубровским».
Работая над «Евгением Онегиным», Пушкин признавался: «Лучшего положения для моего поэтического романа нельзя и желать». Здесь, «в глуши лесов сосновых», впервые зазвучали стихи, полные любви к жизни, веры в светлое будущее своего народа, полные того пушкинского солнечного оптимизма, который побеждает и «бешенство скуки» и «горечь изгнанья». В Михайловском были задуманы и написаны такие шедевры мировой литературы, как трагедия «Борис Годунов», третья и четвертая главы и начата седьмая глава «Евгения Онегина», «Граф Нулин», стихотворения «К морю», «Сожжённое письмо», «Я помню чудное мгновенье…», «Вакхическая песня», «19 октября», «Зимний вечер», «Песни о Степане Разине», «Пророк» и многие другие. Здесь вообще Пушкиным было написано более ста произведений.
В 1826 году, после разгрома восстания декабристов, новый царь Николай I вызвал Пушкина в Москву, во время их беседы царь объявил, что теперь сам будет цензором поэта.
Вся дальнейшая жизнь Пушкина проходила под ощутимым надзором жандармов и царского двора.
Гений Александра Сергеевича, безусловно, универсален. Современники сравнивали Пушкина с Протеем — божеством, способным принимать любой облик. Перевоплощения и широта творческих интересов Александра Сергеевича поразительны. Для него не составляет труда перенестись в любой период русской или мировой истории — и творить на материале этого периода. От «Песен западных славян» он легко переходит к Корану. От лирического стихотворения — к драматическому произведению, или роману, или сказке, или к трагедии.
«Полтава», «Домик в Коломне», «Маленькие трагедии», «Повести Белкина», богатейшая лирика — основные плоды пушкинской работы 1826–1830 годов. В 1830-е годы в творчестве Пушкина преобладает проза, но в эти же годы создана поэма «Медный всадник», оставшаяся при жизни ненапечатанной, сказки в стихах и замечательные по философской глубине стихотворения. В 1836 году Пушкин основал журнал «Современник», ставший лучшим русским периодическим изданием XIX века.
В конце жизни Пушкин раскаялся в грехах своей молодости, в том числе и в написании, мягко говоря, фривольной «Гаврилиады». Он все больше тяготел к христианскому мировоззрению. Философ Владимир Соловьёв даже считал, что, встань Пушкин со смертного одра, он бы уже не стал заниматься литературой. Соловьёв считал, что служение Богу стало бы тогда истинным трудом поэта.
В последние годы жизни Пушкин нередко в своих произведениях говорит о молитве, а когда вспоминает в «День Лицея» друзей, то пишет:
Усердно помолившись Богу,
Лицею прокричав ура…
У Пушкина была любимая молитва, сложенная святым Ефремом Сириным в IV веке. Поэт полностью ввёл её в своё стихотворение «Отцы пустынники и жены непорочны…»
Сам текст этой молитвы таков:
«Господи и Владыка живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему. Ей, господи, Царю, даруй ми зрети мои прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь».
Гибель Пушкина после дуэли с приёмным сыном голландского посланника Дантесом потрясла всю читающую Россию. До сих пор об этой трагедии высказываются совершенно различные мнения. Одни считают, что это был масонский заговор против светлого русского гения. Другие виновником всех интриг вокруг поэта называют царя. Анна Ахматова писала: «Мы имеем право смотреть на Наталью Николаевну как на сообщницу Геккернов в преддуэльной истории». Цветаева тоже считала жену поэта роком Пушкина.
Мне ближе другая точка зрения. У Пушкина ни в судьбе, ни в творчестве нет ничего случайного. Его поэзия и его жизнь — это одно целое. Из всего образа жизни и творчества Пушкина, что, в сущности, одно и то же, вытекает неизбежное поведение поэта: защита чести семьи, жены, в символическом плане — России ценою своей жизни. Поэт, идя на дуэль, был уверен в своих силах, именно поэтому он не попрощался с семьёй, не оставил завещания. Был уверен в победе. Но люди полагают, а Бог располагает… Да и представим себе, если бы Пушкин убил Дантеса. Это на все его творчество и жизнь наложило бы какой-то другой отпечаток. «Погиб поэт! — невольник чести…» Но — чести, а не суеты, не барыша, не уныния, не гордыни и болезненного самолюбования. И эпоха стала называться пушкинской.
Провидение даже место выбрало — Чёрную речку для дуэли. Да, убийство Пушкина — дело чёрное, но, пишет пушкинист нашего времени Валентин Непомнящий в книге «Поэзия и судьба», гибель поэта не случайна. Даже гибелью своей гений преподаёт нам урок: «…это было сражение, битва, это была война за отечество». И вспоминается высший смысл того, о чем сказал Некрасов: «Дело прочно, / Когда под ним струится кровь».
Геннадий Иванов «100 великих писателей»
Его убило отсутствие воздуха
29 января (10 февраля) 1837 года умер Александр Сергеевич Пушкин. Закатилось солнце русской поэзии. «Я пережил свои желания,/ Я разлюбил свои мечты...» и ещё пушкинские строки: «Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит...»
Версии причин
Черная речка. Дуэль. Смертельное ранение. И негодование Лермонтова:
Погиб поэт! – невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде... и убит!..
Кто не знает этих строк. А далее праведный лермонтовский гнев: «А вы, надменные потомки...» Лермонтов винил общество, стоящее у трона – «Свободы, Гения и Славы палачи!» Позднее Маяковский сузил круг виновников до одного – «Сукин сын Дантес! Великосветский шкода». «Но Пушкина убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха...» – говорил Блок.
В эссе «Мой Пушкин» Марина Цветаева пишет: «По существу, третьего в этой дуэли не было. Было двое: любой и один. То есть вечные действующие лица пушкинской лирики: поэт – и чернь. Чернь на этот раз в мундире кавалергарда, убила – поэта. А Гончарова и Николай I, – всегда найдутся».
Версий и гипотез причин гибели поэта множество. Вересаев в исследовании «В двух планах» отмечал: «Страсти крутили и трепали его душу, как вихрь лёгкую соломинку... Последние полгода его жизни Пушкин захлёбывается в волнах непрерывного бешенства, злобы, ревности, отчаяния. Никаких не видно выходов, зверь затравлен... впереди только одно – замаскированное самоубийство...»
Поэт и переводчик Михаил Синельников высказал гипотезу: «Прочёл Пушкин «Мёртвые души». Ужаснулся неведомому лику родной страны. Ощутил, что в воздухе эпохи – катастрофическая нехватка кислорода... наверное, это его и убило...»
Существует и такое мнение, что роковую роль в судьбе Пушкина сыграла Идалия Полетика. Именно месть отвергнутой женщины стала причиной его смерти. Эта вторая леди Санкт-Петербурга приговорила поэта. «Заказала» – современным языком.
Так или иначе – результат один. Убили, отпели, похоронили... и такая ещё деталь – из дневника Никитенко: «Народ обманули, сказали, что Пушкина будут отпевать в Исаакиевском соборе – так было означено на билетах, а между тем, тело было из квартиры вынесено ночью, тайком, и поставлено в Конюшенной церкви. В университете получено строгое предписание, чтобы профессора не отлучались от своих кафедр, и студенты присутствовали бы на занятиях».
Не стало живого Пушкина. Но сбылось его пророчество:
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит...
Дифирамбы Пушкину
Род пиитов на Руси не иссякает – поэты вспоминают Пушкина и поют ему гимны. Ещё при жизни Александра Сергеевича ему посвящали стихи Дельвиг, Туманский, Гнедич и другие.
Пушкин! Он и в лесах не укроется;
Лира выдаст его громким пением, —
писал Антон Дельвиг.
Он пел в степях, под игом скуки
Влача свой страннический век —
И на пленительные звуки
Стекались нимфы чуждых рек... —
вторил Фёдор Туманский.
Пой, как поёшь ты, родной соловей!
Байрона гений, иль Гёте, Шекспира —
Гений их неба, их нравов, их стран!
Что же, постигнувший таинство русского духа и мира,
Пой нам по-своему, русский Баян! —
умолял Пушкина Николай Гнедич.
«Пушкин есть явление чрезвычайное... – отмечал Гоголь в 1835 году. – Это русский человек в его развитии, в каком он может явиться через 200 лет».
Это было написано и сказано ещё при жизни поэта, а уж после его гибели!.. Пушкиным восторгались и били ему поклоны, словно иконе. Искали в нем чудодейственный ориентир, чтобы не заблудиться в российской действительности. Считали его точкой отсчёта всему. «Пушкин – отец, родоначальник русского искусства, как Ломоносов – отец науки в России. В Пушкине кроются все семена и зачатки, из которых развились все роды и виды искусства во всех наших художниках...» (Иван Гончаров).
«О, никогда не порвётся кровная, неизбывная связь русской культуры с Пушкиным», – восклицал в одной из статей Владислав Ходасевич. Александр Блок в стихах «Пушкинскому дому» спрашивал: «Не твоя ли, Пушкин, радость, окрыляла нас тогда?..»
Кто знает, что такое слава!
Какой ценой купил ты право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть?.. —
писала Анна Ахматова в стихотворении «Пушкин».
Из записей Лидии Чуковской об Ахматовой:
« – Вы ясно представляете себе Пушкина по-человечески? – спросила я.
– Да, вполне... «Арап, бросающийся на русских женщин», – как говорил Сологуб».
У Марины Цветаевой есть цикл «Стихи к Пушкину» (1931г):
Бич жандармов, бог студентов,
Желчь мужей, услада жён,
Пушкин – в роли монумента?
Гостя каменного? – он,
Скалозубый, нагловзорый
Пушкин – в роли Командора?..
И далее Цветаева примеряет к Пушкину другие ходячие маски: Пушкин – в роли лексикона... гувернёра... русопята... гробокопа... пулемёта... пушкиньянца... «Пушкин – тога,/ Пушкин – схима, Пушкин – мера, Пушкин – грань...»
Всех румяней и смуглее
До сих пор на свете всём.
Всех живучей и живее!
Пушкин – в роли мавзолея?..
Цветаевский перечень обернулся сегодняшним «Пушкин – это наше всё!»
Есть имена, как солнце! имена —
Как музыка! Как яблоня в расцвете!
Я говорю о Пушкине: поэте,
Действительном в любые времена! —
восклицал Игорь Северянин (конечно, Пушкин и Северянин – противоположные полюса, но полюса, которые сходятся).
Николай Агнивцев видел своей любимый Петербург только в неразрывной связи с Пушкиным.
Санкт-Петербург – гранитный город,
Взнесённый Словом – над Невой...
Недаром Пушкин и Растрелли,
Сверкнувший молнией в веках,
Так титанически воспели
Тебя – в граните и – стихах!..
Всем сомневающимся в значении «Северной Пальмиры» Агнивцев бросал недоуменный вопрос:
Ужели Пушкин, Достоевский,
Дворцов застывших плац-парад,
Нева, Мильонная и Невский
Вам ничего не говорят?..
И повторял с нажимом:
И Александр Сергеевич Пушкин
У парапета над Невой!..
...Рыданье Лизы у «Канавки»
И топот медного Петра!..
В другом стихотворении «Белой ночью» Агнивцев писал:
– «Германн?!» – «Лиза?..» и, тотчас же,
Оторвавшись от гранита,
Незнакомец в альмавиве
Гордый профиль повернул.
– Александр Сергеевич, вы ли,
Вы ли это? Тот, чьё Имя
Я в своих стихах не смею
До конца произнести?!..
«Пушкин – наше солнце, он гармоническое всё, кудесник русской речи и русских настроений, полнозвучный оркестр, в котором есть все инструменты», – писал Константин Бальмонт. Стало быть, и трубы, и барабаны, и арфы со скрипками... и исполнял этот оркестр фуги и интермеццо, мадригалы и реквием...
Поэт Серебряного века Георгий Иванов видел Пушкина не с парадной стороны, а за кулисами без маски весельчака и оптимиста.
Александр Сергеевич, я о вас скучаю.
С вами посидеть бы, с вами б выпить чаю.
Вы бы говорили, я б, развесив уши,
Слушал бы да слушал.
Вы мне всё роднее, вы мне всё дороже.
Александр Сергеевич, вам пришлось ведь тоже
Захлебнуться горем, злиться, презирать,
Вам пришлось ведь тоже трудно умирать.
Разговоры с памятником
К Пушкину обращались не раз. Не к самому поэту (увы, это было нельзя), а к памятнику. Очень хотелось поговорить, поболтать, посудачить...
Александр Сергеевич,
разрешите представиться.
Маяковский, —
хрестоматийные строки «Юбилейного». Почти запанибрата обращался поэт-маузер к поэту-солнцу и лире.
У меня,
как и у вас,
в запасе вечность.
Что нам потерять
часок-другой?!..
Вот и Сергей Есенин не мог спокойно пройти мимо памятника Пушкину на Тверской.
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.
Блондинистый, почти белёсый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган...
«Хулигану» Есенину тоже очень хотелось со временем стать памятником, «чтоб и моё степное пенье/ Сумело бронзой прозвенеть». Неизвестно, понял ли Александр Сергеевич Сергея Александровича, но вполне возможно, что замолвил словечко в небесах за молодого Есенина, и появился на Тверском бульваре, в нескольких стах метрах от Пушкина бронзовый памятник Есенину. Произошло, так сказать, историческое сближение двух поэтов.
Про пушкинский памятник меланхолично пел Булат Окуджава:
На фоне Пушкина снимается семейство.
Как обаятельны (для тех, кто понимает)
все наши глупости и мелкие злодейства
на фоне Пушкина! И птичка вылетает...
Не мог не остановиться и не задуматься Иосиф Бродский у памятника Пушкину в Одессе:
Поди, и он
здесь подставлял скулу под аквилон,
прикидывая, как убраться вон,
в такую же – кто знает – рань,
и тоже чувствовал, что дело дрянь,
куда ни глянь.
И он, видать,
здесь ждал того, чего нельзя не ждать
от жизни: воли...
Естественно, «эту благодать» в России не получили ни Пушкин, ни Бродский. Однако памятники – памятниками. А как быть с творческим наследием Пушкина? Как менялось отношение к нему?
Пушкиноведение
Первыми подняли руку на Пушкина футуристы. В известном Манифесте русских футуристов (1912г) призывалось «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода Современности». Шустрые были эти ребята – футуристы. А первым среди них блистал Владимир Владимирович. В стихотворении «Радоваться рано» (1918г) Маяковский вопрошал:
Выстроены пушки на опушке,
глухи к белогвардейской ласке.
А почему
не атакован Пушкин?
А прочие
генералы классики?..
Наверное, сразу после революции Маяковскому не терпелось занять место Пушкина. Потом малость поостыл и решил стоять рядом: «вы на Пе, а я на эМ», опять же по алфавиту первый... Но Маяковский – отнюдь не пушкинист. Пушкинисты – это те, кто изучает Пушкина, анализирует его, анатомирует, примеряет к эпохе, поэтому он все время разный: то борец с самодержавием, то чистый государственник, то отъявленный патриот, то интернационалист, то... Бог знает кто ещё. Сколько книг, монографий и диссертаций написано о Пушкине. Среди авторов такие имена, как Анненков, Зелинский, Лернер, Тынянов, Жирмунский, Щёголев, Гроссман, Эфрос, Азадовский, Бонди, Винокур, Цявловский, Орлов, Оксман, Виноградов, Благой, Мейлах, Томашевский... Не забыть бы упомянуть Татьяну Цявловскую, урожденную Зенгер, у которой был свой конек: удивительный дар почерковеда и знатока пушкинской графики. Свой первый день работы с рукописями Пушкина – 4 мая 1928 года, – она считала счастливейшей датой своей жизни.
Пушкинистика – это целая отрасль, индустрия предположений, догадок, гипотез и версий. Золотоносный Клондайк для исследователей. Борис Пастернак однажды пошутил, что Пушкину следовало бы жениться на Щёголеве и позднейшей пушкинистике.
Тут следует отметить, что пушкинистика всегда находилась в опасной близости к политике. На этот счёт высказался как-то Булат Окуджава:
Сталин Пушкина листал
и постичь его старался,
но магический кристалл
непрозрачным оставался...
. . . . . . . . . . . . . . . .
Он в загадках заблудился
так, что тошно самому.
И тогда распорядился
вызвать Берия к нему.
Выдумка? Преувеличение? Вспомним, что первым официальным пушкинистом был начальник корпуса жандармов Леонтий Дубельт, который сразу после смерти поэта разбирал и регистрировал бумаги в его домашнем архиве. Октябрьская революция уничтожила значительную часть пушкинского наследия, рассеянного по многим владельцам. Любителей Пушкина расстреливали, а бумаги выбрасывали. Затем та же ЧК помогала пополнять коллекцию Пушкинского Дома.
Писатель-эмигрант Юрий Дружников писал: «До революции затушёвывали интерес Пушкина к революции, после революции – из всех сил раздували. Цековец В. Кирпотин назвал Пушкина отщепенцем, с гордостью отделив его от общества пушкинского времени, сделав нашим. Мы знаем, как это слово употребляли власти позднего советского времени: стал нужен законопослушный Пушкин – образец для советских писателей...»
Дело доходило до того, что услужливые пушкинисты писали о том, что дальновидный Пушкин предвидел появление Ленина. Ну, а кто не писал о предвидении, тому было худо. «Страх сказать о Пушкине не то, боязнь пропустить не только свою, но чужую мысль, отклонявшуюся от догмы, стал довлеющим над служащими в пушкинистике» (Ю. Дружников). Отсюда материалы к книге «Арестованная Пушкинистика». Достаточно вспомнить VII том юбилейного Полного собрания сочинений А.С. Пушкина 1937 года. Сталин пришёл от него в ярость: «Кого мы, собственно, издаём – Пушкина или пушкинистов?» Но причина была, конечно, иная: отсутствие в комментариях «социальной проблематики» и «марксистко-ленинского подхода». В этом был просчёт пушкинистов-академиков. Весь тираж VII тома (32 175 экземпляров) был отправлен под нож. Вот вам и репрессированный Пушкин!.. «Пока свободою горим,/ пока сердца для чести живы...»
Современное прочтение классика
Прочтения, упоминания, мнения, оценки, параллели, связанные с Пушкиным, – всего хватает в избытке. Арсений Тарковский, к примеру, писал стихи с эпиграфами из Пушкина. И не он один. Многие интегрировали пушкинские строки в свои. Вот Давид Самойлов:
С двумя девчонками шальными
Я познакомился. И с ними
Готов был завести роман.
Смеялись юные шалавы.
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман»...
У Андрея Вознесенского есть стихотворение «Время поэта»:
«Пушкин – это русский через
двести лет».
Все мы нынче Пушкины.
Гоголю привет!
Пушкин не читает в школе Пушкина.
Пушкин отрывается на Горбушке.
Пушкин лопнул банки, как хлопушки.
Кто вернёт нам вклады?
Может, Пушкин?..
...Пушкин, параноик, мне помог
отыскать в России пару Твоих ног...
И так далее, без особого пиетета – «все мы нынче Пушкины».
«Вдруг я в белую ночь вспоминаю/ небо, Пушкина без самолётов...» (Игорь Шкляревский).
«Любимый наш поэт, боюсь,/ был гипертоник,/ Страдавший от жары,/ о чём не ведал сам» (Александр Кушнер).
Тимур Кибиров:
Ната, Ната, Натали,
Дал Данзас команду: «Пли!»
По твоей вине, Натуля,
Вылетает дура-пуля.
Будет нам мертвец ужо,
Закатилось наше всё...
Туда же и Дмитрий Пригов:
Невтерпёж стало народу:
Пушкин, Пушкин, помоги!
За тобой в огонь и воду!
Ты нам только помоги!
А из глыбы как из выси
Голос Пушкина пропел:
Вы играйте-веселитесь,
Сам страдал и вам велю!
Пушкин – как эпатажное имя. Открыл эту страницу Андрей Синявский, когда в «Прогулках Пушкина» под псевдонимом Абрам Терц написал: «...на тоненьких эротических ножках вбежал Пушкин в большую поэзию». О Пушкине наговорено столько, что уже не разберёшь, где быль, а где небыль. Пушкинистика приобрела гигантские масштабы и надломилась, вошла в кризис: венки да бюсты в каждом абзаце. И как справедливо заметил недавно ушедший Александр Щуплов: «В своей любви к гению мы теряем голову. Пушкин растворился в нашем воздухе, став не только вечным бытием, но и повседневным бытом».
Пушкин – как кич: водка, конфеты, бараночки. Есть даже сорта картофеля: «Ранний Пушкин» и «Поздний Пушкин».
Ученики в школах в своих сочинениях выдают перл за перлом: «Пушкин вращался в высшем свете и вращал там свою жену»... «Пётр Первый соскочил с пьедестала и побежал за Евгением, громко цокая копытами».
Потеряв всякий вкус, кто-то сочинил вирши – апофеоз морального ужаса и культурного бескультурья:
Застрелил его пидор,
В снегу возле Черной речки.
А был он вообще-то ниггер,
охочий до белых женщин.
И многих он их оттрахал,
А лучше б, на мой взгляд,
бродил наподобье жирафа
на родном своём озере Чад.
Грубо и ксенофобно. Куда более незатейливы и милы анекдоты, приписываемые Даниилу Хармсу. Вот один из них:
«Лермонтов хотел у Пушкина жену увезти. На Кавказ. Всё смотрел на неё из-за колонны, смотрел... Вдруг устыдился своих желаний. «Пушкин, – думает, – зеркало русской революции, а я – свинья». Пошёл, встал перед Пушкиным на колени и говорит:
– Пушкин, – говорит, – где твой кинжал? Вот грудь моя!
Пушкин очень смеялся».
Финальный аккорд
Пора подводить итоги. Пушкин выступает в разных ипостасях: реальный Пушкин, мифологический, идеологический, коммерческий. Сегодня как раз время коммерческого Пушкина: тут и водка, и изделия № 2, и остальное «наше всё». И всё же, всё же, всё же... В 1924 году Михаил Зенкевич написал про Пушкина:
Но он наш целиком! Ни Элладе,
Ни Италии не отдадим:
Мы и в ярости, мы и в разладе,
Мы и в хаосе дышим им!
Про разлад и хаос очень актуально, хотя и более 80 лет прошло.
Куда нам плыть? Какие берега
Мы посетим? Египет колоссальный,
Скалы Шотландии иль вечные снега? —
спрашивал Пушкин. Действительно, куда плывёт Россия?
Власти молчат. Народ, как и во времена Бориса Годунова, безмолвствует.
Юрий Безелянский «69 этюдов о русских писателях»
|
