(Библия в стихах, Вторая Книга Царств, Глава 24)
Израиль шёл, шёл...но сбился с маршрута. Гнев Господень на народ вспыхнул трутом, Побудил Давида к действам беспутным, О подобном говорят - бес попутал.
Но жрецы всё так представить умели, Будто царь Давид совсем не при деле, Поступал по высших сил наущенью, А потом просил у Бога прощенье.
Хоть усердным был Давид богомольцем, Но бывало, что и в штопор сорвётся, Злобу выместит свою ненароком, Пусть другим она послужит уроком.
Если царь за юбкой вдруг поведётся, И такому объясненье найдётся. Что б ни сделал – всё одно будет правым, Потому как - для Израиля славы
Совершал Давид набеги и казни, И другие, скажем так, безобразья. Но как сказано в Священном Писанье, Бог евреев изощрён в наказанье.
В прегрешеньях весь народ был неправым. Царь Давид лишь повод дал для расправы Тем, что даже себе трудно помыслить – Вздумал царь живую силу исчислить,
Израиль пересчитать с Иудеей, Дабы знать, чем в Палестине владеет. А подобное прознать невозможно, Ведь на всё, ни дать, ни взять – воля Божья.
Иоав хотел царя образумить - Мол, зачем нам знать конечную сумму. Если кто нас богоизбранных тронет, Бог немедленно народ свой утроит,
Любоваться будет в белой панаме, Как мы шапками врага закидаем. А чтоб было с чем бросаться на танки, Не ермолки надо шить, а ушанки.
Охраняемы мы силой завета, И далась тогда нам перепись эта. Беготня нам лишь добавит печали - Думал так ленивый военачальник
И разумный, как потом оказалось, Когда перепись, увы, состоялась. Под ружьё аж миллион триста тысяч Всех мужей тогда сумели исчислить.
Пятьсот тысяч Иудеев одних лишь, И других колен евреев не лишних Восемьсот аж тысяч там насчитали, Что добавило начальству печали -
Где найти Давиду столько тулупов? Понял царь, что поступил крайне глупо. Знать зачем ему всё надо столь точно, Лезть туда, где высших сил полномочья?
Планы строить вопреки воле Божьей - Никакой Госплан стране не поможет. От прозренья даже сердце заныло. Божье слово самодержца добило.
А пришло оно к пророку-провидцу, При Давиде что служил прозорливцем, Обличителем любого порока. Неслучайно Гадом звали пророка.
Наказания различных трёх видов Он принёс от Иеговы Давиду Да такие, что - не то что ругаться, А убить бы того Гада за гадство.
Предложил Давиду: «Бог, мол, сказал мне - Сам себе, царь, ты назначь наказанье: Быть ли голоду в стране семь лет кряду Иль летать тебе болванкой снаряда,
Убегать от неприятеля, драпать, И скрываться от врага целый квартал. Если бегать с вещмешком царю сложно, То другое наказанье возможно –
В продолжение трёх дней и не дольше По Израилю пройдёт вопль истошный, Язва будет всех косить моровая, Сорняками люд с земли вырывая.
А тебе царь пребывать в карантине, Бог с довольствия дом царский не снимет. Рассуди же царь, что выбрать решишь ты. Что ответить мне тому, кто всех выше -
Голод, бегство или мор поголовный? За тобою, царь, последнее слово». И сказал Давид провидцу: «Мне очень Тяжело, балласт моих полномочий
Не могу я скинуть, чтобы свободно Налегке бежать, не те уже годы, Несолидно убегать мне вприпрыжку И прощение просить за одышку -
Дескать, недруги, уж вы как хотите, Но так быстро вы меня не гоните. Пусть впаду я в руки Господа ныне, Милосердный Бог меня не отринет,
В Божьей власти я в любой ипостаси. Лишь бы в руки человечьи не впасть мне». Из трёх зол Давид зло меньшее выбрал - Много мор тогда народа повыбил.
На жаре во время жатвы пшеницы Не снопы валились в поле, а жницы... Интересная здесь маслом картина, Мрёт народ, а царь сидит в карантине,
Препараты в себя разные тычет... Полегло тогда аж семьдесят тысяч. Вот такая Божья жатва случилась В наказание за точные числа,
Что задумал царь узнать – к вещей славе Скольких смог бы под ружьё он поставить. А Давид всё продолжал лицемерить, За себя, мол, сам ответить намерен.
Говорил: «Когда народу я пастырь, По моей вине все беды творятся, Согрешил я беззаконно, постыло. Так за что страдают овцы простые?
Пусть, Господь, твоя рука обратится На меня, на дом отца. Прекратится Пусть падёж всех прихожан, как овечек...» Что тут скажешь – благородно, конечно,
Да назад всё не вернёшь, эка жалость, Наказанье ведь уже состоялось. После драки толку нет петушиться, Не ходил бы ты Давид в реваншисты.
Гад пожаловал к Давиду под вечер, Но не ратовать пришёл за овечек, А конкретно - чтобы жертвенник Бога Был поставлен - у жрецов с этим строго.
И тогда Бог перестанет сердиться, Поражение в стране прекратится. Только жертвенник, чтоб Господа славить На гумне у Орна надо поставить.
Фермер, собственник гумна, там где надо Жечь скотину, был приятелем Гада, И на всякий непредвиденный случай, Как вести себя с царём, был обучен.
Царь Давид к нему приходит на стрелку, Заключить чтоб на недвижимость сделку И купить себе гумно со всем скарбом. А тот фермер отдаёт царю даром
Свой надел, гумно и упряжь с волами, С ними пса, что всех пришедших облаял. Говорит жене: «Замолкни, дурёха, Без гумна что пользы нам с Кабысдоха?
И другие паевые гектары Пусть берут царя наместники даром. Как ушей своих, не видеть нам жита, Сельхозбанк не выдаёт нам кредиты
И от вольного рисует проценты...» С добротой такою беспрецедентной Царь Давид столкнулся явно впервые, Что гектары отдают паевые
Не браткам, не в результате наезда, Без угрозы всю семью перерезать. И сказал на это царь изумлённый: «Вижу я, что ты, как фермер, зелёный.
Забираю я гумно, с ним гектары, Но не даром, не за фук, не на шару. Покупаю я волов, упряжь, дровни. На участке мы поставим жаровню.
Жертва с дымом вознесётся к Стожарам. Но прознав, что всё досталось нам даром, Отвернётся наш Господь от ягнёнка, А тем паче от вола иль телёнка».
И купил Давид гумно за наличность, Серебра отсыпал Орну прилично. Обошёлся тот потом без кредитов, И процентов, что страшнее бандитов.
Бог с евреями сменил гнев на милость, Пораженье в их среде прекратилось. Как сошли с народа трупные пятна, Стал опять Давид на ощупь приятным
И пушистым без следов от лишая... Про Давида Книгу Царств завершаю Я Вторую. Мне простит жрец писавший, Что я лишь наполовину из наших.
Лучше всех мне - ни в какие ворота, А с элиты меня просто воротит. По одной такой причине из многих От Давида я уже не в восторге,
Впрочем, как и от героев всех прочих... Без святейших я пишу полномочий, И за взгляд свой, через чур человечий На Писанье, лишь пред Богом отвечу.
|