Интима: «Воронковорот»
Живите полной жизнью,
Но никогда не привязывайтесь к этому миру,
Потому что это он должен познавать вас, а не наоборот.
Однажды
На горе, затерявшейся в озере неба,
Из-под снега взлетает зелёное дерево,
И стремится наружу, и борется с холодом
Под неистовым вихрем из льдистого полога.
Вихрь не просто сжимает в холодных ручьях,
Он печать выжигает на влажных устах,
Чтобы древо молчало о том, что не знать
Тем, кто в вечных снегах продолжает блуждать.
Но от древа с горы всё же скатится весть
Вместе с семенем, что не смогли бесы съесть,
И часть силы от древа себе заберёт
Тот, кто пустит свой дух в его плавный полёт.
Кто же горе своё внутрь себя изольёт,
Превратится во хрупкий сверкающий лёд,
И лишь тот, кто своею тропою идёт,
Сам дорогу себе через горы найдёт.
Она
Ото сна да в себя,
Изо рта да в глаза,
Только смотрит она
Из глубокого дна,
Только видит она,
Как качается сон,
Расплывается жизнь
И выходит вся вон.
Выпивают её
Или бьют ей поклон,
Да кончается явь
С бело-красным вином,
Где есть сухости горечь
И сладости мёд,
Но она не уйдёт,
Пока тот не поймёт,
Пока тот не изранит
И в кровь не собьет,
Пока тот не проснётся
И песню споёт,
Как качалась однажды
На ветке она,
Когда не было раньше
Ни яви, ни сна.
Там
Здесь принятие решений,
растоплённых изо льда,
порождает отрешенье
от извечного себя.
Здесь, закованный в постели,
Ты промчишься над толпой,
Потеряв дорогу к цели,
Не чужой, но и не свой.
Здесь научишься смеяться,
Здесь научишься кружить
В полуголой свистопляске,
Чтобы жизнь свою убить.
И не надо здесь пугаться,
Когда рухнет неба свод,
Из обломков разукрасят,
Пустят лишнее в расход.
Здесь от бесов нету пользы,
Как и нету от живых,
Только клоуны да кости,
Только смех или надрыв,
Только жжёные печатью
С тёмной меткой на устах,
Только демоны не плачут,
А живые прячут страх.
Пасть
День прочь.
Тишь, ночь.
Вскрик, боль.
Страх, вздох.
И ты бежишь, словно зверь,
Ты плывёшь, словно чёлн,
Ты летишь среди звёзд,
И совсем тут один.
Мир сник.
Тишь, всхлип.
И жив
Лишь миг.
Но ты горишь, как свеча,
И стремишься сбежать,
Ты стремишься догнать,
Чтоб свободу найти.
Я слышу твой шорох и слышу шаги,
Тихо крадёшься ко мне ты в ночи.
И капли струятся дождём по лицу,
И есть здесь один лишь из сумрака путь.
Я потерян, нет силы уснуть,
Есть надежды тебя обмануть,
Но ты воешь и жаждешь поймать
То, что хочешь во тьме разорвать.
Во тьме разорвать…
Вся тоска, что во мне,
Всё, что дух написал,
Когда время ушло,
И час гнева настал.
Я был светлым клинком,
Мне неведом был страх,
Но теперь я бегу
И живу в твоих снах.
Я бегу в твоих снах…
Здесь всё сникло, завяло, прошло,
Всё утихло, скатилось на дно.
Ты – убийца, всё с радостью съешь,
В твоей пасти – бездонная брешь.
В твоей сути, зашитой во мгле,
Лишь страданья и души в огне.
Ты – убийца, тебе всё равно,
Ты стремишься связать всё в одно.
Я потерян, нет силы уснуть,
Есть надежды тебя обмануть,
Но ты воешь и жаждешь поймать
То, что хочешь во тьме разорвать.
Во тьме разорвать…
Вся тоска, что во мне,
Всё, что дух написал,
Когда время ушло,
И час гнева настал.
Я был светлым клинком,
Мне неведом был страх,
Но теперь я бегу
И живу в твоих снах.
И горю, словно жар,
И вздымаюсь, как пар,
И свечу, словно свет,
И бегу сквозь твой мрак.
Я был солнца лучом,
Но чрез тысячу лет
Я живу в твоих снах,
Ты наложил запрет.
Я бегу в твоих снах…
Кто прав?
Сто тысяч лиц, улыбок и свечей
Ведут свой осторожный ход в одеждах ночи,
Скрывая шёпот губ, шуршанье одежд и блеск очей,
Ведущих в пропасть из надежд,
Что разорвут их в клочья.
Они питались из источника, дарованным судьбой,
И срок их соглашения уже давно намечен,
Колотятся сердца, бурлит их кровь,
А глотки разрывает вой,
Поднявшийся волной из опустевших душ и рвущихся навстречу.
О, путник, вижу, ты средь них стоишь.
Чего ты ждёшь, что медлишь, что скрываешь?
Ведь не кружился раньше среди них,
не рос, не ведал, но горишь,
Горишь ты вместе с ними и страдаешь!
Ты не срывал плоды, не выпивал ты соки жгучие,
И зубы не впивались в холодный труп ушедших пыльных дней,
И губы не смеялись, когда ушёл последний из людей,
и пробил час, когда пол лязг цепей ворота закрывались.
Ты не вкушал ни прелести вина развратного,
Не выпивал до дна ты сладость счастья после мук
Навеянных судьбой страданий.
Очнулся с первым треском елей от дневного сна
И собираешь по крупицам подаянье.
Ты не ловил в теченье бурном золотую мысль,
Не путался в сети речей
и не отрекался наперёд от собственных мечтаний.
Ты заковал свой дух в броню, чтобы подняться чистым ввысь,
Но вновь упал под тяжестью оков, овеянных сияньем.
Кто больше прав?
Тот, кто любил, надеялся и жил в намереньи слепом уйти,
Не слыша глас земной и песню ветра,
И не стремясь огромный мир в своих руках на миг обнять?
Иль тот, кто посвятил себя сгорать в костре из знанья лживого,
Мерцая, словно бы в насмешку, задаром свои чары раздавать?
Не прав ни тот и ни другой,
Ведь всё, что далеко есть близко.
И что далёким кажется всегда есть под рукой.
Но надо знать, что можно отобрать лишь малую крупицу
И унести ей в далёкий путь с собой.
|
