Вот руки матери, что гладили когда-то, Не по-детски мудрое чело, Не желая славы и награды, Не отвергая смертной доли зло, Приподняты в отчаянном призыве, К небесам, в остатке хрупких сил: -Здесь на кресте распят мой мальчик милый, Во славу неба, что живет в Его крови. Не совершал Он ничего дурного. Тогда за что ж – проклятья и венец? Тогда зачем, огонь иглы терновой, Горит предвестником на жизненный конец?
И сердце Матери, отдавшей миру Сына, Что вырвалось из немощной груди, Влетело птицей в даль небесной сини, Чтоб разделить судьбу больной земли.
Затем огонь принес поток дождливый, Завеса в храме с шумом порвалась. Налаживалась, кровию пролитой, У Бога с миром прерванная связь.
|