1
В августовский (где-нибудь в начале)
День мы встретимся легко.
Теплоход кормой вперед отчалит
И пойдет, пуская стрелы чаек,
Августом разморенной рекой.
В этот час прогулочный кораблик,
Если не считать немногих, пуст. –
Кто-то сможет помешать нам вряд ли,
Помолчим, у борта стоя рядом,
Помолчим, укачивая грусть.
Остров, густо тальником поросший,
Вслед рванет – да где там, не догнать! –
И отстанет, в спутники не прошен,
У него своя ячейка в прошлом,
Помнишь «переносчиков бревна»?
Стоп! – табу на памяти разгулы,
Им черед особый отведен.
Теплоход сердитою фистулой
Рыбаков пугнет на лодке утлой,
Ветром бросив в них обрывки волн.
Будет солнце к сумеркам клониться,
Отблесками ртутными плещась…
Дачников сезанновские лица
Мимо проплывут, чтоб отложиться:
Не до них… когда-то… не сейчас…
Скоро истекут речные мили,
Давятся на выходе слова,
Мы ведь так и не поговорили…
«Ты домой спешишь?.. а может?.. или?..»
Как начать? Не лопни, голова!
2
Вечер фиолетом густо сбрызнет
Тополя. Зажгутся фонари.
«Полусладких не было, вот ризлинг…»
Пихты над скамейкою нависли,
«Сядем, солнышко, поговорим?»
С затяжною робостью управясь,
Я начну, и ты меня поймешь.
Все в порядке. Живы все. Все правы.
«Жизнь – такая сладкая отрава.
Незачем, а все-таки живешь.
Я шучу, ну-ну, не буду, точка.
И не спорь, я – только за тебя!
Мне б про дочу, солнышко, про дочу…
За меня? Ну за меня… Про дочу!
Где ж запропастился мой табак?»
И пойдет беседа, прерываясь
Блестками – от влаги на глазах.
Истины в вине не убывает,
Как когда-то строчками рубаи
Гениальный пьяница сказал.
Годы перед нами встанут былью,
Не ослабнув и не постарев,
Выгнут фонари стальные выи,
Слушая, как мы с тобой любили,
Светские приличия презрев.
«А теперь – за ваше с дочей счастье!
Знаешь, то, что прожито тобой,
Для меня - из самых настоящих.
Улыбнемся капельке дрожащей?
Помни: «как последний, день любой…»
|
