Дине Рубиной
В стекле, покрытом амальгамой, Неведомый томился мир. Он в раме – между берегами – Опасный, как соседний тир. Так близок был, но недоступен И призрачен. А я была, Как ядрышко в своей скорлупе, – Так одинока, так мала.
Но взрослые в своём круженье, В послевоенной той гульбе Всё улыбались отраженью И нравились самим себе.
И зеркала их отпускали Всё равнодушней, всё быстрей. Змеились по углам кусками, Морщины трескались в костре.
Но взрослых это не пугало, А мне в сиротстве то стекло Манящим юности зерцалом На встречу тайную влекло...
О, как скучала я по маме! Как нестерпима боль была!.. В стекле, покрытом амальгамой, Её искала – и нашла!..
...Вот ночь. Вот колченогий столик. На зеркало дышу: «Где ты?..» И расплывался детский облик – Всходили мамины черты
Лишь на мгровение: округлость Менял медлительный овал, И розовость темнела в смуглость, Пока туман не уплывал...
И снова тонкий абрис носа Картофелькою проступал, И только глаз её раскосый С моим заплаканным совпал...
...Сейчас, когда я вдвое старше Той, что ушла в зеркальный путь, Пожалуй, он уже не страшен. Ну, разве что совсем чуть-чуть...
|