Глаза вцепились в потолок.
Прожилками мясного студня
пьют злобу трещин – чёрный сок
рутинных заполошных будней.
Лень обездвижила корабль –
кровать бессонницы Cиндбада,
и не поднимет с пола таль
тяжёлый якорь. Нет возврата
к безумству молодых морей.
Под парусами-простынями,
как в морге – штиль. Теперь Борей
с другими пьянствует друзьями.
Вскочить бы, распахнуть окно,
и дверь открыть: «Входи без стука».
Но страшно на родное дно
впустить раскаркавшихся рухов,
циклопов-дворников, шаги
чужих скелетов в форме власти...
А в полушариях пески,
пересыпаясь пеплом страсти,
воспоминаньями текут,
итожа, приближая к смерти:
«Синдбад был мореход и плут,
но сел на мель и свыкся с этим».
|
