В арабском мире есть решения, когда попросят умереть, и с гневным видом отречения не станешь ни об чём жалеть.
Но в целом мир арабский – мир, для правды создан он и света, блестит персидская монета, цветёт пылающий имбирь.
Хаджар меня душой встречал, с хрустальной битвой водопадов, на вольных скалах привечал лань искромётную, чудных гадов.
Я пил у пламенной скалы, из родника, в тиши рассвета, глядели зоркие орлы, искали над Хаджаром ветра.
Как тонок он, арабский мир, как шёлк – с кашмирского базара, я здесь когда то тоже жил, душа мне нынче подсказала.
Наверное, я был слепым, а может – циркачом площадным, а может – воином скупым, до милости всем беспощадным.
Когда вдруг запоёт мулла хвалу согласия с мечети, а чую мир и гимн тепла на обезумевшей планете.
Тепло чудесное ловлю в палящем воздухе пустыни, в давно оставленном краю, где камни живы и поныне.
Вон, белые кости ишака, служил он нам, дехканам, верно. Вон, брошенная мной кирка, у штольни, что долбилась скверно.
Тогда ступаю я в кишлак, потом - иду к каменоломне, там, где когда-то подлый враг поджёг рудник от крайней кровли…
17 августа 2010 г. С-Петербург
|