Моим петербургским друзьям
В день один из таких, что бывают у нас, Когда ждешь их чуть больше, чем надо, Время с небом смешалось и стало на час Тротуарами Летнего сада.
И задвигался мир его белых фигур: Вот срывают застывшие маски Аполлон, Артемида, Психея, Амур, Марс и Venus в затейливой пляске.
…………………………………………..
Первый Цезарь презрительно-гордый стоял, Как тогда, в роковую минуту, Когда, жаждущий славы, затрясся кинжал Под плащом вероломного Брута;
Позабыв, что он мраморный, вновь обречен Жить в тоске, недостойной мужчины, В вечном страхе следил сумасшедший Нерон За спокойным лицом Агриппины;
Отступя от их славы на жизнь (то есть шаг), Отдыхал, пухлым счастием пьяный, Бюст поборника римских общественных благ – Императора Веспасиана…
Дальше, дальше размером тенистых аллей! Прочь от мраморным слепков былого! Время-Кронос сжирает своих сыновей, Но они возрождаются снова.
Страшен бег бесконечный богов и царей. Они мертвы, но… кто в том порукой? Они живы, и взгляд их не слеп? Тем страшней, Что не слышно ни слова, ни звука.
И гнетет немота, как испанский сапог – Как-нибудь разрешить ее бремя! Нет, безмолвно-торжественен это мирок, Как в безмолвье торжественно время.
Но, на грани отчаянья, в тусклую смуть Вдруг вбежала – впорхнула – влетела… Холодна и упруга Евтерпина грудь, Белоснежно Евтерпино тело.
В круг безмолвных теней, как восторг, ворвалась Муза самого лучшего слова. И отжившие страсти, ему покорясь, Утишились – до времени – снова.
А богиня, пространство и время уняв, Ткань туники смахнула небрежно И, мольбам воспаленной фантазии вняв, Улыбнулась так грустно и нежно,
Что как будто закончилась чья-то игра – Ни печали, ни счастья не надо. Ускользают желания в позавчера Белым лебедем Летнего Сада.
|