Моим петербургским друзьям
В день один из таких, что бывают у нас,
Когда ждешь их чуть больше, чем надо,
Время с небом смешалось и стало на час
Тротуарами Летнего сада.
И задвигался мир его белых фигур:
Вот срывают застывшие маски
Аполлон, Артемида, Психея, Амур,
Марс и Venus в затейливой пляске.
…………………………………………..
Первый Цезарь презрительно-гордый стоял,
Как тогда, в роковую минуту,
Когда, жаждущий славы, затрясся кинжал
Под плащом вероломного Брута;
Позабыв, что он мраморный, вновь обречен
Жить в тоске, недостойной мужчины,
В вечном страхе следил сумасшедший Нерон
За спокойным лицом Агриппины;
Отступя от их славы на жизнь (то есть шаг),
Отдыхал, пухлым счастием пьяный,
Бюст поборника римских общественных благ –
Императора Веспасиана…
Дальше, дальше размером тенистых аллей!
Прочь от мраморным слепков былого!
Время-Кронос сжирает своих сыновей,
Но они возрождаются снова.
Страшен бег бесконечный богов и царей.
Они мертвы, но… кто в том порукой?
Они живы, и взгляд их не слеп? Тем страшней,
Что не слышно ни слова, ни звука.
И гнетет немота, как испанский сапог –
Как-нибудь разрешить ее бремя!
Нет, безмолвно-торжественен это мирок,
Как в безмолвье торжественно время.
Но, на грани отчаянья, в тусклую смуть
Вдруг вбежала – впорхнула – влетела…
Холодна и упруга Евтерпина грудь,
Белоснежно Евтерпино тело.
В круг безмолвных теней, как восторг, ворвалась
Муза самого лучшего слова.
И отжившие страсти, ему покорясь,
Утишились – до времени – снова.
А богиня, пространство и время уняв,
Ткань туники смахнула небрежно
И, мольбам воспаленной фантазии вняв,
Улыбнулась так грустно и нежно,
Что как будто закончилась чья-то игра –
Ни печали, ни счастья не надо.
Ускользают желания в позавчера
Белым лебедем Летнего Сада.
|
