Я спал и снился мне пожар, пылающий над лесом,
И с самолёта в этот ад я прыгал вниз башкой,
И с наслажденьем отдыхал от собственного веса
Пока болтался на тросах бесчувственной кишкой.
Но, приземляясь, шёл вперёд к желаемой победе,
И прорывался сквозь огонь с воинственным «Банзай!»,
Спасая всех — от муравья, до бурого медведя,
И кучу зайцев приволок, как дедушка Мазай.
Потом мне снился страшный сон про чёрные ботинки
С ногами, шедшими из них в безоблачную высь,
И с их хозяином сойдясь в кровавом поединке,
Я приготовился к прыжку как раненая рысь.
Был страшный шум, как будто вниз стекала Ниагара
И вот, устав топтать ногой коричневую грязь,
Он наклонился над землёй для точного удара...
И через миг уже лежал, почти не шевелясь.
А я, довольный простотой эффектного финала,
Стоял на куче тёплых гильз, скатившихся к ногам,
И попивал лучистый грог из потного бакала
В большой компании нагих и симпатичных дам.
В другом, но тоже страшном сне, я очутился в лодке,
И не в какой-нибудь ладье, а просто в надувной,
Кругом мелькали плавники, тела, хвосты и глотки,
И понял я — опять беда нависла надо мной.
Но, обречённый побеждать, уже без ложной лести,
Я новой схватке даже был признаться очень рад,
И, видно сил не рассчитав, перестрелял штук двести
Многозарядным гарпуном разя их наугад.
И так всю ночь я бил врагов, идущих ровным строем,
Сметая их по одному и сразу всей толпой,
И, сделав дело, уходил, как свойственно героям,
С тупым лицом и высоко поднятой головой.
Но, как всегда в острейший миг душевного накала,
Когда внутри гоняли кровь кипящие котлы,
Я был разбужен по утру, ни много и не мало,
Ритмичным шарканьем простой уборочной метлы.
Я был готов визжать щенком, брехать собачьим лаем,
И чем-то твёрдым запустить в пустой проём окна,
Но мир, ютящийся вокруг, был слишком узнаваем,
И постепенно отнимал меня у царства сна.
Уже мерещились цвета и вкрадывались звуки,
Уже отсчитывали такт настольные часы,
И раздражали немотой бесчувственные руки,
Холодный пол, вспотевший лоб и мокрые трусы.
И так из грозного бойца, почти без передыху,
Легко разящего врага отточенным мечом,
Я превращался на глазах в обычного зассыху,
К тому же сжатого в тиски ночным параличом.
Мне каждый мог разбить губу ударами подушки,
Поставить «сливу», не спеша расплющив сизый нос,
И выдать пару щелбанов по чувственной макушке,
Не получив в ответ обид, упрёков и угроз.
Мне предстоял обычный день смятения и муки
С ехидным карканьем под нос язвительных дружков,
И, с явной целью побороть внезапный приступ скуки,
Я был готов сожрать ведро снотворных кругляшков.
|
