Андрею Лободе и Евгению Машкову
посвящается
И всё как было, так и осталось пейзажем старым на новой фотке … и как обычно – тоска и сладость в объятьях рыжей плаксивой тётки, чьё имя – Осень, чьё дело – слёзы … замочит обувь, замочит душу. Как бы лаская, парафимозом бесцельной грусти слегка придушит. Взаимосвязи ума и горя без формул вывел нам Грибоедов …
… и вдруг, мобила: Давай на море! Готовься - в среду, после обеда. - Да ну, куда там … и денег нету, и в своей дурке кручусь савраской … - Ты, Ворон, паспорт возьми, а лето – считай, примчится к тебе из сказки. Потом сочтёмся. Не в этом дело. Ты глянь в окошко - и дождик сыпет … и засыпаешь … не надоело? А тут, треть суток и всё – Египет! Подлечит депру, стихов в тетрадках шедевриальных навдохновляет …
… Короче, дома - все в непонятках и на работе: так не бывает … а вот бывает! Три дня отгула или загула … как карта ляжет - не угадаешь. Москва мелькнула, ночь – в самолёте, в обед – на пляже. Народ в шезлонгах – как сельдь в тузлуке. От изобилья сознанье – кругом. И в каждом цвете, и в каждом звуке – смесь термояда: Востока с Югом. Сочнее, ярче, почти сугубо … заходишь в море, плюёшь на маску и растираешь, загубник в зубы и … здрасьте, рыбки! И здрасьте, сказка! Представить только: в стране ислама хлебнуть при жизни земного рая … он, блин, солёный … он не из храма, а из прибрежной воды Синая. И, наглотавшись, забудешь где ты, зачем ты, кто ты, среди плотвицы … но рай, он, в общем, как сигареты, им перед смертью не накуриться. И ошалело бредёшь на сушу, и кинув маску, ещё несмело, до одуренья насытив душу, подходишь к бару – насытить тело …
- Эй, бедуин, не гляди, что голый, ты пивом бошку мне не обманешь! Что? Рому? Рому! С чем? Ладно, с колой. Эй, да куда ты мне в ром бодяжишь! Отдельно, дядя! Ты ром смелее … краёв не видишь?! Да рашен, рашен … у вас тут солнце, блин, скарабеи, у нас там - осень … не те пейзажи … и не дави ты мне тут улыбы … лей … на безрыбье и ракам … кстати, а почему нас так манят рыбы, почти как пойло на суррогате? В чём прелесть рыбок /даже отбросив зернистость вкуса икры лосося/? Плывут, молчат, никаких вопросов и ничего у тебя не просят … не напрягают собою … или тут всё по Фрейду, всё из утробы: чтобы губами и шевелили, но чтоб беззвучно и в тему чтобы? Ну, заморочился, психбольница …в одном уверен неисправимо: что человек, если был бы птицей, то непременно бы был пингвином, и не бесцельно летал, а плавал … по кругу … этаким Магелланом, а рыб ловил и, конечно, хавал, под майонезом и майораном. Чего-то аж забурчало в пузе от этих мыслей, в слепом призыве к опустошению олл инклюзив, жаль, что ребята ещё в заплыве. Хотя, когда ты уже не молод, для организма нужны разгрузки: без алкоголя вода и голод … плесни-ка рому мне, чёрт нерусский … Так, что у стойки? Народ резвится. Не суетится бармен смуглявый … всё те же звуки, всё те же лица …
чему дивиться – всё на халяву. И все довольны … «- цвай бир!» … О, немец. По виду ясно, чтобы не помер, ещё два литра – и вновь младенец … а вот блондиночка – пятый номер. Ну что ты клеишь её, мужчина?! Ведь то, что ты ей купил коктейли – ещё не повод и не причина … ах, да, качок ты и загорелый. Вот итальянки. Две герцогини уже обугленного окраса, краями линий своих бикини – из кинофильмов от Тинто Брасса. Вот аниматор с точёной попой. Глаза-маслины, конфета – ротик. По пляжу скачет как антилопа. Люблю животных! Сниму на фотик! Снял. Улыбнулась. И как! О, небо. Глядит – пронзает насквозь глазами. А рот … безумные ласки Гебы … Эй, Саша, Саша ... что с тормозами?! Нашёлся тоже, дон Алессандро … пей ром пиратский, флинт подмосковный, и не дури тут … два ихтиандра твоих приплыли – всё будет ровно. Всё – по режиму, обед, сиеста, бассейн спросонья, неспешный ужин, со всякой сладкой фигнёй из теста и променад перед сном … покружим. Не только солнце и ром согреют усталых путников /многоточье/ Жаль в Шарм-эль-Шейхе не вечереет, а день внезапно кончает ночью. Нет плавной линии перехода и точек всяческих бифуркаций. Есть лишь охота и неохота в шарме невидимых провокаций из свежевыжатого нектара на оживлённом бродвее Шарма. И замыкается круг сансары, и тяжелеет, объевшись, карма …
Идём, гуляем вдоль ресторанов, ночных кофеен Наама Бея, мимо кальянных, без всяких планов, от атмосферы одной пьянея. Горят гирлянды, мигают свечи, народ мелькает в полночной дымке, сквозь смесь ребаба и птичьей речи …хотя, про речь … как у нас на рынке … - Эй, друг, привет! Как зовут тя? – Саша … /не говори с ними – мне сказали/ - Я – Миша. Саша, ты – с Уралмаша? - Ага почти что, с Электростали. - Зайди, попробуй … кальян не лишний, когда гуляешь. Шиша хороший! Я вкусно сделаю – пьяный вишня … - Да я вот винстон никак не брошу, а ты – с кальяном. Давай гашиша тут раскумарим с тобой на пару?! … улыбка делась куда-то: - Тише! … И утащил меня с тротуара. - Э, хитрый русский … гашиша надо?! Есть. Не сегодня. Согласен завтра? - А то! Конечно /вот, блин, засада/ Он улыбнулся мне как ондатра: Есть две москвички и пять хохлушек, ну и ещё кое-что в запасе … - Махмуд, ты знаешь, таких игрушек у нас и дома – на каждой трассе, хоть на заправке, хоть на стоянке … Ты мне торгуешь моё же сало?! Лучше б не жадничал … египтянки дал мне попробовать … Что с ним стало! - Э, русский, женщин твоя - шармута. Моя - другая. Оставь в покое! На ней три раза умрёшь в минуту … - Ну и нормально, как раз нас трое … Эх, бедуин … он в прикол не въехал: Кусомак, тиз …зуб … ма асаляма … Обоим стало вдруг не до смеха … - Хаволь, мос зубби! – сказал я прямо и отошёл … в нашем тет-а-тете я, хоть не понял слова араба, но точно знал, что ему ответил … /нет, не во всём виноваты бабы/ Да и воще, хоть нас здесь народу побольше, чем всех арабов вдвое, но общей цели у русских сроду – война и водка … а остальное только у Ленина и срасталось … да и ещё парочки моисеев … так что, скосив на свою усталость, я растворился в толпе бродвея … А где ребята мои? Нормально! Пока я здесь тру за Мать-Россию, они, наверно, в районе спальни уже предчувствуют эйфорию … пойти, что ль вмазать и тоже в люлю … а то я снова чего отвечу кому-нибудь и накараулю себе на задницу в этот вечер …
Два вискаря в лобби-баре … снова – без собеседника … без закуски. Всё-таки пить одному, стопудово, менталитет, ну – не русский, не русский. Голос общины из памяти генной на поиски друга или подруги на территории всей ойкумены, а не какой-то отдельной округи, всё отсылает, конкретно не целя … весь преисполненный радостной силы, я закурил, вышел из Тропителя … и тут, наверное, и накатило. Вечным итогом жажды общений зашевелился, почуяв свободу, кто-то из прошлых моих воплощений, даже не кто-то … котяра, по ходу. Вот мы и вышли … я и мой котик, до кошек, до мышек и птичек охочий, в, сотканный из азиатских экзотик, блеск сумасшедшей бессоновской ночи. Толпы туристов, снующих куда-то, энималс местные из ниоткуда … больше, чем днём, даже тяжеловато … слева – Хард Рок, справа - Маленький Будда, прямо – ещё что-то светится … мне бы определиться /уж смотрит охрана/. Трудно же выбрать, когда нигде не был, вот и стоишь, как осёл Буридана. Как тут не вспомнить Экклезиаста, про камни, время и про печали … - Куанто коста куэста паста? – нежнейшей музыкой прозвучали слова волшебного итальано … когда, тем более так - врастяжку. Я оглянулся, глядь: полупьяно, мою /ну это, с большой натяжкой/ … ту антилопу … ну ту, что с пляжа …схватил за задницу макаронник и ухмыляется … что за лажа?! - Трещишь красиво, но твой тектоник – не в жилу, крендель. Такое дело … - я подошёл к ним, кровь заиграла: Ты бы корявки убрал, брателло … и посерьёзней бы сделал жало … Он не послушал … как будто рядом и не стояло, не говорило меня, с моим задушевным взглядом. Хотя, конечно, такой верзила мог не заметить … - Тользе ла мано! Ми ай продито! …О, ваффанкуло – брызнула фея ядом в барана. Он ухмыльнулся. Она оттолкнула тело в меня. Я вдавился в витрину. Даже представил, как это глупо. Он ей всё тёр про какой-то помпино. Она отвечала: Се’ стессо чуппо! Стало держать его тяжеловато. Я поднапрягся для мощного сдвига … - Че’ каццо вупи да ме, инкаццато? Э!? Нон каписко … Че’ бела фига? … это он мне … про каписки и фиги … чувствуется по глазам и размаху - красиво, но явно, слова не из книги …что-то на тему: пошёл бы ты на х… Всё-таки зря засиделся я в баре. И было лишним последнее виски … я поднырнул под него – он ударил … накаченный, сука … витрина-то – в брызги. И я подумал невозмутимо: Неужто этот мудак с Пьемонта или забытого Богом Рима зачат не в качестве просто экспромта, а с целью грохнуть меня в Синае, в этом неравном по массам бое … Пока, родные! Всех обнимаю. Пишите письма … и всё такое …
Зря волновался я живостью темы о косяках безопасности личной: симптоматичность российской системы внутренних органов имбециличней той же системы египетских копов зоны курортов … сработали чётко! Ну неужели всё через жопу только у нас, как и взятки и водка, как и – зарплата, которой всем мало, как и ментура – шакалы и волки … а тут, три секунды – и нету амбала, и подметает прислуга осколки …
Фея моя подмигнула мне мило: Ваи. Фенита, иль мио эрое … И повела меня, и потащила, словно коня в неприступную Трою, словно во чреве увидев Улисса, хитрого плута с судьбой бедолаги, по своему ли, чужому капризу, вечного странника вечной Итаки … В баре каком-то мы сели и пили, а нас на лобстера под авокадо всё разводили и разводили – они же не знали того, что нам надо. Что просто женщина с просто мужчиной, приличия ради ли, чувства ли долга, пьют не друг друга, а виски с грандино … и, в общем-то, это совсем ненадолго. Молча, за ручку, как в пасторали, словно мы были пять миллионов лет как знакомы и всё уж сказали друг другу, вдыхая пары феромонов, мы просто шли одним организмом, географически если – с начала нашего общего сомнамбулизма в точку конечную … возле бунгало. Мягким ковром из египетской пыли к нашим ногам распростёрлись дороги … и мы поплыли по ним, и мы были - просто обычные смертные боги. Звёздное небо благоговейно приоткрывало в вечное дверцы, чёрное зеркало глади бассейна нас приглашало в себя посмотреться. Пальмы махали руками нам: Ну же … Ночь тёплым ветром снимала одежду: Вы заработали этот свой ужин долгими постными днями надежды … Наши тела, воспалённые страстью, воды бассейна гладили влажно. И наслаждалась она своей властью, и своей властью я … но, не важно. Мы подчинялись высшим законам высшего мира … и до восхода я слышал только одни её стоны, я только видел, как бьётся о воду тело русалки в конвульсиях взрыва и сам я взрывался … Как саламандры мы возрождались к новым порывам в хриплых призывах её: Алессандро … Под заунывный стон муэдзина из репродуктора /не с минарета/ я попрощался с тобой, Агриппина, Гапочка, Груня … девочка-лето … Дай, твою слёзку слизну … Ну, не кисни! Ну, не срослось со взаимным расспросом … нас, даже тем, с кем мы вместе по-жизни, и на родном-то понять – под вопросом … Мы одиноки и эта зараза в каждом – до смерти неизлечима. Брекеты сердца, они – как проказа … Все мы – из города Вирусолима … Цель всех страданий – рождение снова. Цель всех рождений – тщета и усталость. И понимание главной основы, что всё как было – так и осталось …
|
