Отрывки из незаконченной поэмы «Онегиана» Я свой роман «Онегиана» Онегинской строфой пишу. Не для печати и экрана – Болезнью славы не грешу. Изображу в ней мир нестойкий, Отягощенный перестройкой, Да и саму систему нашу С педагогическою кашей. Как говорится, в жизни личной Я потерпела полный крах, И потому в своих стихах Хочу я быть самокритичной. Пошли ко мне гонца, Парнас, Да и услышат боги нас!
По рельсам жизнь моя катилась, Под знаком Рыбы я росла Я рано в первый раз влюбилась, И боль та долго сердце жгла. Глупа была я от рожденья, И в чем мое предназначенье Пыталась тщетно угадать, Пока не стала увядать. Я красотою не блистала, Как не блистала и умом, Я это поняла потом, Когда уже старухой стала. Вся жизнь моя была как сказка, Во всем терпела я фиаско.
Итак, в 17-ом «Аврора» Начало века известила, - «век деспотизма и террора»- Страна ее так окрестила. От Сталина до Горбачева Шли по заветам Ильичевым. Куда зашли, не знаем сами. Ни мы, и не вожди с усами. Под властью партии родной Марксизм нас к коммунизму гнул. Загнул и обнищал наш строй. И Ленин руку протянул. И мы, как Ленин, всей страной Стоим с протянутой рукой!
Живем без Бога и без веры, За то Господь нас наказал: Папаша водку жрал без меры, Сынок от папы не отстал. Пока отец с бабьем резвился, Очаг семейный задымился. Да и к чему ему семья, Алкаш живет лишь для себя. Изведал в жизни он всего, Пока мужик он был не слабый, К нему гуртом катились бабы. Под старость бросили его. Таков удел его не прост: Познал и он великий пост.
Второй мой муж был честных правил, Когда не в шутку занемог, Последний ум его оставил, Ходить он начал на горшок. Чтобы за ним его таскали, Всю ночь читал жене морали, А чтоб она вдруг не уснула, Он не слезал почти со стула. Себя считая образцом, Детей моих крыл русским матом. Он сроду не был дипломатом, Тем более не был и отцом. На мне же он тогда женился, Когда песок с него валился. И хоть мужской не знала ласки, Его я в этом не виню. Меня держал он за савраску И относился как к коню. Ещё, к моей несчастной доле, Он оказался алкоголик. И в завершенье моих бед - Его давно грыз диабет. Но строго вел свои доходы, В хозяйство рьяно он внимал, И мне лишь тем он помогал – Полста давал на все расходы. Таков итог семейных грез, Куда влетел мой паровоз!
Один знакомый слыл поэтом. Не Ленским – од он не писал. Себя считал анахоретом, И всем он прозвища давал: Тому-скелет, а ту кобылой, Всех окрестил местный светила. А сам писал свои стихи От пьянки и глухой тоски. Как бард российский горд и беден, Жену оставил и детей. Без гиминеевых цепей Старик стал зол и очень вреден. Святая Русь! А сколько в ней изъяна! Одно питье ей только по карману!
А наша матушка Россия Всегда беременна была. Всегда чего-нибудь носила, И перестройку родила. Малютка эта ахи-ах Росла лишь только на словах. Ведь до решенья от собранья У нас большие расстоянья. А тут путчисты из ЦК Решили власть вернуть былую Их понесло напропалую – Намяли лидеру бока Пока власть новая резвилась – Держава наша развалилась!
Сейчас все рьяно рвутся к рынку, С базаром путая его. Наполнить бы пустые кринки Хоть чем-нибудь, нам все равно. Статистика от нас вся скрыта. «Мир денег» у Адама Смита. Прольет ли нам хоть слабый свет На государственный бюджет? Ну а народу надо время Всю информацию добыть, Потом ее переварить, Какое катят на нас бремя! И валится на нас с экрана Жруще-жующая реклама!
Москва ничьим слезам не верит, И в этом чем-то здесь права. Кто искренность тех слез измерит? Чья разболится голова? У нас, у русских, как удача, То мы тогда от счастья плачем. А коли бремя мы несем, Тогда от горя все ревем. А если черная година И всем невзгодам нет конца, Скупая катится слеза У мужика простолюдина. Когда генсеков хоронили, То по привычке слезы лили.
Москва для нас точка отсчета. По ней сверяем мы часы. А может быть, она всего-то Фемида и ее весы? Чаша одна – в ней демократы, Вторая – остальные краты. Не за народ – за власть дерутся, Так, что у нас чубы трясутся. Какую же они закваску Решили в тесто положить, Чем нас готовы накормить? Фемида, сбрось-ка с глаз повязку! К чему фемиде эти страсти? Коррупция стремится к власти!
Хоть хрен не слаще редьки горькой, Но выбор мал – таков удел! Нас замотали перестройки Да слов потоки, вместо дел. Ура орали и хвалились, Пока дотла не разорились. Мы бы еще ура кричали, Пока в конец не обнищали. Вдруг стали рушиться кумиры Сменили быстро города Названья, что ещё вчера С такою помпою носили. И на дыбы взвилась страна, Как конь великого Петра!
Нельзя в России без обмана, И умным быть тут ни к чему Здесь всех встречают по карману И провожают по нему. Мы по застиранной одежке Свои протягиваем ножки. Привычно лжем и сами верим, Да всех своим аршином мерим. «И дольше века длится день»- У Пастернака мы читаем. Мы целый век судьбу решаем То городов, то деревень. Быть может, на исходе века Решатся судьбы человека?!
Поэты, мученики славы, О чем слагаете стихи? Вы, пасынки своей державы, За чьи страдаете грехи? Вам жить без этого нельзя, Какая узкая стезя Ведет вас к славе и забвенью, Покорная лишь вдохновенью? Поэт в России был всегда Пророком, вестником, изгоем. Конфликтовал с любым он строем, Стихи писал не для себя… Хоть у меня таланта нет, А все ж тащусь за вами вслед.
Мы все учились понемногу,- Писал великий наш поэт, В науку - дальнюю дорогу Нас провожают с ранних лет. И до седин мы постигаем Все то, чего еще не знаем, Красот не замечая рядом, Глядим в учебник темным взглядом.
Программа каждый школьный год От А до Б так расписала, Что творчеству здесь места мало, Безвластен в школе педагог. Так школу высоко подняли- Ее реформы не достали. Тетради, планы, подготовка, Большой и малый педсовет, Не школа, а одна муштровка, И личности здесь места нет. А если вдруг не запылилась И перед вами появилась, То на нее строчат «телеги» Достопочтенные коллеги. Хоть гласность кое-что дает, И школа рада передышке, Растут девчонки и мальчишки, А завтра – будущий народ Больна страна, народ халтурит, И школьный мир температурит.
Ах, Пушкин, Пушкин, Твой герой Мотался в поисках по свету. Что потерял он той порой, И что приобрели мы в эту?! Август 1991 год
|