Когда идёт речь о поэзии, как об искусстве разговор обычно сводится к технике стихосложения. Глубинные вопросы поиска самого себя, взаимоотношения поэта с миром с Богом не берутся в расчёт, потому что каждый человек (пишущий не пишущий) склонен задавать себе эти вопросы, к тому же слишком много точек зрения могут выявиться в процессе беседы и не известно какой из них держаться. Стихосложение в противовес - имеет чёткие законы. Однако я склонен думать, что в искусстве поэзии внутренние законы не менее четкие, даже более жёсткие, чем внешние – просто мы их не особо знаем. Но можно попытаться нащупать хотя бы некоторые:
Поэзия – это я. Нормальное состояние пишущего, когда между ним и листом бумаги никого нет. А кто ещё может быть настоящей поэзией, когда ещё ничего не написано и лист пуст. Без такой мысли наверно и затевать ничего не стоит. Впрочем, я не об этом.
Я о ПСЕВДОРЕАЛИЗМЕ. Ужасно, когда стихи не выходят за рамки жизненного, житейского опыта автора. Я совсем не о графоманах*, а даже наоборот о мастерах.
О тех, чьи стихи блещут отточенностью и выучкой. Да и житейский опыт может быть громадным, можно скажем быть энциклопедически эрудированным, можно пройти за свою жизни и огонь и воду и медные трубы, можно в конце концов познать все тонкости стихосложения и пере плюнуть в этом Андрея Белого( что в общем-то было бы неплохо).
Ужасно когда всё в авторе - есть бытовое я, когда в стихах виден только профессор филологии, только разбирающийся в политике патриот, только рефлексирующий молодой человек, только раздираемая страстями девушка. Напоминаю, я говорю не о слабых стихах, я говорю о мастерски исполненных произведениях. Поэзия является таковой не из за типажа, даже не из за личности, ( то есть качеств колоритных не подражаемых, не повторимых ни в ком). (я сам считал, раньше что личности достаточно – оказалось нет).Главное в поэзии - то, что она не зеркало для самого себя, а окошко в незнаемое. И каждая новая личность заново из этого незнаемого учиться говорить на собственном языке. Поэзия есть ещё и нечто за личностью, нечто, что освещает весь твой жизненный опыт внутренним свечением. Нет, не тайна, а если тайна - то самая обыденная. Ибо простейший стул до конца не познаваем. Для поэта совсем не обязательно, а может и не нужно быть тем чем его конструирует опыт социума и собственный опыт. Опыт и знание является лишь инструментом посредством которого, человек выходит за пределы мышления и само собой за пределы познаваемого. Хорошо бы признаться себе, что пытаешься писать о том, чего знать и выразить не можешь, а не искать оправдания в видимости знания о бытии. Самое страшное как раз то, что некоторые отвели себе роль "владыки точных знаний" и считают себя центром «правильного взгляда» и непоколебимо уверены в своей самоизобретённой декорации жизни и мира.* Это я и называю ПСЕВДОРЕАЛИЗМОМ. Люди эти в поэзии уважаемы, они зачастую мудры и честны. Но все кто ищет нечто новое, кто принял непознаваемость мира, кто пытается ощупывать его в сумраке ориентиров, должны страшиться «непогрешимых столпов» потому что они страшно далеки не скажу от народа, но от поэзии точно.
Почему Мандельштам именовал некоторых известных поэтов столпниками (Ахматову например)? Из-за небольшого количества используемых технических средств? Из-за ограниченного (с точки зрения Мандельштама) словарного запаса? Но это Пастернак применял профессионализмы и диалектизмы, а нужны ли они были Блоку? И какое техническое оснащение можно считать достаточным? На этот вопрос невозможно ответить, если не видеть цели и не понимать логики искусства. Самое примитивное достаточно для одного, и «последних новинок » может еле-еле хватать для другого.
Почему присутствует некий страх банальных и глагольных рифм? Потому что существует опасность и банальности смысла? И если глагольные рифмы и не всегда лучшие, то в благозвучности многим банальным отказать трудно. Однако на деле получается - всё приемлемо, что приводит к отличному результату:
В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!
Но дни идут - уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп...
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
Игорь Северянин.
Я слово позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог теней вернется,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
В беспамятстве ночная песнь поется.
Не слышно птиц. Бессмертник не цветет,
Прозрачны гривы табуна ночного.
В сухой реке пустой челнок плывет,
Среди кузнечиков беспамятствует слово.
И медленно растет как бы шатер иль храм,
То вдруг прокинется безумной Антигоной,
То мертвой ласточкой бросается к ногам
С стигийской нежностью и веткою зеленой.
О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,
И выпуклую радость узнаванья.
Я так боюсь рыданья Аонид,
Тумана, звона и зиянья.
А смертным власть дана любить и узнавать,
Для них и звук в персты прольется,
Но я забыл, что я хочу сказать,
И мысль бесплотная в чертог теней вернется.
Все не о том прозрачная твердит,
Все ласточка, подружка, Антигона...
А на губах, как черный лед, горит
Стигийского воспоминанье звона.
Осип Мандельштам
* графоман понятие относительное графоманом считали и Бенедиктова.
* эти слова относятся только к поэзии и к религии не применимы.
Мысли не окончательные и далее будут дорабатываться и дополняться.
|
