Белый стон небытия, пот февральской колесницы,
Снег искрится, снег дымится в обмороженных руках.
Весть из глухоты души, серебристая лисица
Непротоптанной дороги, дрожь лазури на губах.
Сонный почерк, сонный хмель, свет, застрявший в минерале
Лун туманных, липких глаз недоношенного солнца.
Ватный шлейф седых аллей, соленые шпили сада,
Целлофановое небо, ветра ледяной каркас.
Здесь искать смиренье старцев, здесь плодить пустыню сердца,
В одиночестве табачном пить вино остывших рек.
Здесь молчание и святость, здесь водой и хлебом пресным
Заедать попутный холод и смотреть короткий метр
Режиссера-февраля, прижигающего боль,
Боль бесцветной дикой розы под стеклом у мертвой свечки.
Стон скрипичный белым кружит, в мозг спинной вонзает вечер,
Прорубь фонаря простудой ленно падает на стол.
Здесь нескладное наречье ляжет в бархат, бархат млечный,
В жемчуга больную сыпь,
В танец бледного рассвета,
В малокровие заката,
В мысли призрачный помол –
Умереть сегодня ночью, чтобы завтра снова жить,
Чтобы завтра снова вьюжить
Вакханалией весны, в ручейках нагого цвета,
Василькового разврата,
С той, которую нашел
У костров февральской стужи.
|
