Туманность взгляда брызгает сырой волной и тиной, чешуйками холмистого прибрежного песка, бутылочно-индиговой прохладой, соленым инеем святилища заката с престола Посейдона. И ты идешь, грузнея вкусом рома, глиной смуглого лица, под зонтом кипарисового сна. Оранжерея бархатного тлена страстей, скрип чаек, шипящей пены сода полощет твои ноги. А у нас, зима… У нас жжет обнаженность на кремовых полях, в тряпье дорог простывший зуд авто, по улицам капель стеклянных взглядов и вечер падает, как пушечный снаряд в грудь кратковременного солнечного праха. И я иду, сливаясь дымом снов панельных склепов, пепельным обрядом
зыбучей вьюги. Но и до нас размахом крыла серебряного донесла луна свет южный, теплоты запруду, когда ресницы зреют тяжестью свинца, когда я четко вижу сам себя на берегу, объятом млечной пудрой остроконечных звезд, в безумстве мудреца, по гальке черноморских пересылок бегущим в зимний сумрак.
|