Трава помятая, ромашки полевые, горсть колокольчиков, багульник наливной, бесстыдным лепетом глядят полуживые твои горошинки Гоморра и Содом. И ветер шелестовых ив, и сон рябиновый, и разухабистая воли голытьба ведут меня туда, где точат кол осиновый младые вольницы с ночи и до утра. Бесцельно прожито, таинственно развенчано, за дали смуглые, в закатные места, хватая ветер ртом, бреду, а рядом женщина без соучастия нагая красота меня окутывает, зябкого пропащего. Кто я теперь, хранящий некогда тепло? На небе путается шушера парящая и бьет о землю разухабисто челом. Явь беспросветная, соцветия крапивы, ложбинки, ягодки, изящный поцелуй, - звучат опять души приметные мотивы меня, не нужного и в снах, и на наяву.
МБ
|