Кого-то заставляет зуд
к короне рваться или к митре,
а он был – шут, придворный шут,
звенел бубенчиками хитро.
А при дворе – обилье тем
в его величии угрюмом.
Шут вслух порой шутил над тем,
над чем другой боялся думать.
Вельможи, не жалея сил,
царю внушали: «Шут опасен»,
а шут язвил, а шут дерзил,
в своем бесстрашии прекрасен.
Царь равнодушен до поры,
а если бьет – то бьет с размаху:
покинув с шуткою пиры,
шут с шуткою пошел на плаху.
Теперь у нас не та пора,
но опыт жизни учит жутко,
что острота у топора
острее самой острой шутки.
|
