В Орловской области глухой
Есть городок (их много в мире).
Я там, писатель молодой,
Жил у хозяев на квартире.
Хозяин – средних лет мужик,
Жена – больная половина,
Две дочки были – просто шик:
Анфиса, младшая – Полина.
В саду я повести писал,
Река в ста метрах протекала,
И очень часто наблюдал:
Анфиса на берег бежала,
Вела беседы с пареньком,
Тайком, чем Бог послал, кормила,
Парным поила молоком.
Видать, она его любила!
Потом лишь только я узнал
Про их взаимоотношенья,
Как он томился и страдал
И ждал любви и утешенья –
Его терзал туберкулез,
И был он круглый сиротина…
И вот загнала в море слез
Обоих черная судьбина.
***
Однажды в памятную ночь
Гроза могуче грохотала.
Я слышал, как Анфиса-дочь
В сердцах родителям кричала:
«Где ваша совесть, где закон,
Что запрещает мне влюбиться?!
Его люблю я! Он влюблен!
Как злы вы! – лучше утопиться!…
Укоров ваших не стерплю,
Уйду от вас – вы это знайте,
Я жизнь свою в реке сгублю!
Хоть вы ее не отнимайте!»
Мне стало страшно, я дрожал,
Меня предчувствие терзало –
Я будто чьей-то смерти ждал…
Что эта буря предвещала?..
Вдруг стук двери, и дикий крик
Прорезал грозные раскаты –
Как будто демон в этот миг
Рычал в предвиденье утраты.
Я быстро вышел на крыльцо.
Ночная буря свирепела:
Ужасный ветер бил в лицо,
Гроза раскатисто гремела,
Сверкали молнии во мгле
И освещали лес и тучи –
Они, как ведьмы на метле,
Носились в небе. Дождь колючий
Хлестал по яблоням в саду,
Земля от грома содрогалась,
Река шумела, как в аду,
В жестоком гневе бесновалась.
Вдруг чей-то еле слышный крик
Проник сквозь черную пучину.
И я увидел в тот же миг
При блеске молнии Полину:
Бежала девушка к реке,
Фонарь в руке ее болтался,
А голос тонкий вдалеке
Могучим громом прерывался.
Не помню, как ее догнал…
Она согнулась, как старушка,
А голос жалобно дрожал:
«Откликнись, милая подружка, -
Она кричать уж не могла, -
Сестричка, добрая Анфиса!»
Тут осветилась ночи мгла,
И мы увидели у мыса:
Темнело что-то вдалеке.
Мы, приближаясь, разглядели:
Лежало платье на песке
Да туфли мокрые белели…
***
А ранним утром мужики
К плотине поплелись с баграми.
Молились бабы, старики,
Качая молча головами.
Я был в тот час печали полн
И представлял ее кончину:
Как, не страшась кипящих волн,
Анфиса бросилась в пучину,
Как над водой бесилось зло
И как в неистовстве ревело,
И как теченье унесло
Ее бесчувственное тело,
Как с лодки бережно багром
Ее за косу подцепили
И с грузом скорбным за бортом
Тихонько к берегу приплыли,
Как молча бабы, старики
Над трупом девичьим тужили,
Как осторожно мужики
Его в телегу положили.
Когда закрыли ей глаза,
Анфиса будто застонала…
В тот миг тяжелая слеза
Из-под ресниц на грудь сбежала.
***
Настало время хоронить –
Увял цветок в зеленом поле…
И поздно, поздно слезы лить –
На все бывает Божья воля!..
Ох, тяжела минута та!
В гробу красавица лежала:
В руках – распятие Христа,
Свеча тихонько догорала.
Казалось, что она спала,
Но это было ложью зыбкой,
На губы бледные легла
Печаль прощальною улыбкой.
Червонным золотом коса
В гробу таинственно блестела.
Слышны старушек голоса
Вокруг Анфисиного тела…
Ее немая красота
К себе таинственно манила.
-Видать, Анфиса, неспроста
Любовь тебя похоронила!
«Ты долго в гроб-то не гляди, -
Мне бабка тихо прошептала, -
Свое сердечко пощади,
Сколь не гляди – все будет мало.»
А я не мог глаза отвесть –
Ее лицо меня пленило.
Ей бы под солнцем ярко цвесть
Да улыбаться людям мило!..
Как краток жизни нашей срок
В плену вселенской круговерти!
Порой суров жестокий рок!
Но все ж любовь сильнее смерти!
Судьба как будто говорит:
«Навек задернута кулиса!»
Знать, смерть красивых не щадит –
Ушла красавица Анфиса!..
Так солнце яркое зимой
Лучом приветным засверкает
И, быстро бег закончив свой,
За горизонтом исчезает…
-Прощай, земная красота,
Прощайте, милые пенаты,
Прощайте, зло и маета,
Любовь, печали и утраты!
Прощайте, люди, мать, отец
Прощай, сестра моя Полина!
Да будет светел ваш венец,
Да не постигнет вас кручина!
***
На полотенцах гроб несли,
За ним полгорода тащилось.
А по задворкам слухи шли:
«Анфиса в речке утопилась!»
Уже за полдень в лютый зной
Толпа свой ход остановила,
Где под могучею сосной
Зияла свежая могила.
…Самоубийц нельзя жалеть –
Святой закон тому преградой.
Тела их мрачно будут тлеть
Лишь за кладбищенской оградой.
Нельзя крестом их осенять,
Пуская в дальнюю дорогу,
По-христиански отпевать,
Уж коли так угодно Богу…
Простились с дочкой мать, отец,
С сестрой простилася Полина.
И вот по гробу, как свинец,
Загрохотала сверху глина.
И вот зарыта яма та…
Слезину с глаз своих смахнули,
Взамен покойного креста
Столбец отесанный воткнули.
Потом толпой все разошлись…
Но вдруг темно и жутко стало:
По небу тучи вновь неслись,
Земля от грохота дрожала.
И снова дождь, и снова гром –
Природа запротестовала.
Над свежим глиняным холмом
Змеею молния блистала
И жалом острым, как стрела,
Упорно землю-мать долбила,
Как будто в жертву избрала
Лишь эту новую могилу.
Но вот навязчивая мгла
Стянула с солнца покрывало.
В величье радуга взошла,
Огнями красок заиграла.
А под сосною вековой,
Грозою надвое разбитой,
Лежал парнишка молодой,
Жесткой молнией убитый.
Он на бугре ничком лежал,
Увы! с закрытыми глазами
И жадно землю целовал
Своими мертвыми губами.
В руке сжимал букет цветов –
Как будто слился вместе с ними.
Он боль невысказанных слов
Принес с цветами полевыми…
…А лес притихший шелестел
Легонько музыкой унылой,
Да соловей о чем-то пел
И заливался над могилой…
|
