Бабье лето

I.
Из лейки солнца радужные ресницы,
опавших листьев цветные дорожки,
поливает, купает в закатной мыльнице
осень, шляпками кивают лукошки.

Футбольный мяч полдня скатился в аут,
словно гамак повис меж ветвей,
за линией горизонта "guten Abend",
разбежался и прыгнул в окно, -
это был пенальти...

Зубные щетки усов мне улыбнулись,
провожая за каштаны прямых штанов,
я поймал упругий шарф её волос,
пронеся поцелуй мимо шайки шакалов.

В одежду от Ямамото укрыл её грезы,
лохмотьями поцелуев прильнув к груди,
наклеил листовки на улыбки шимпанзе,
шайтаном взвыв на деревянном подиуме.

Я украл безмятежность неба у серых туч,
раздул белым пламя невестиной фаты,
скрепил золотой печатью обета сургуч,
и за железный занавес, - играть
с Буддой в футбол...

II.
За взведенными курками ненастья - бабье лето
плотоядно вздыхает осенними красками,
из разверстых пастей недолгим ультрафиолетом,
разбрызгивая блики цветными кляксами.

И попятился я в теплый октябрь - вздыхать,
ронять зернышки птичьих жалоб в уста...
сетовать ситцевыми нательничками, ступками
растолковывать серебряных любовей погосты.

От Фрау к Францу, от Франца к Фелициии и в облака
заливаясь фиолетовыми петициями, к взморью,
взлетев щеглом, транжирю тыквенные семечки,
затворнику несу весточки в одинокую келью.

III.
Калейдоскоп благовестий отхлынул,
остроконечными звездами избороздил лбы
серафимов, дугами исполосовал клубы
памятной литургии, ладаном очертя - "был".

Рельеф губ созерцая купольный,
раззвонился молебеном дольним,
и бежать пустился безвинным,
собирать в поле горошины...