На съемках сцены нелюбви, как казни… Сначала фильм снимался в жанре сказки. В предосязанье патоки развязки Заказан для натуры был заказник, И каскадеры, и дублеры сняты, Вокруг героев кружева и пенье, И гонорар распределен до пенни, И часть костюмов брошена и смята,
И режет ухо звук победной меди, Киношный принц уже почти на троне, Финал – весь этот мир, как на ладони – Уже преподнесен прекрасной леди… Но тут взбрыкнулось режиссеру. Криво Он хмыхнул. Вальсы поменял на танго, Балы, кареты и клинки – на танки, Концепцию сменил. Потом к обрыву,
Как раз туда, откуда я глазела На эти роды драмы, детектива, Страшилки, триллера без креатива, Поставил ветродуй. И, под прицелом
Чего-то огнестрельного, актриса (А режиссер кричал:«Мотор! Снимаем!», И злился, нелюбим, непонимаем) Пошла. И в роль вошла. (А ветер крысой
Сгрызал листву, уродуя природу). Она вошла. И вышла к нам. Из роли. И я шепчу: «Что Вы за чушь пороли? В угоду властолюбцу-сумасброду?... »
И медленно, вне роли, но играя, Навстречу вихрю, непогоде, вою Актриса нас манила за собою… Но я сбежала, не дойдя до края.
Ведь глупо было б угодить под лопасть На скользком склоне стойкой неприязни Или скатиться в ненависти пропасть На съемках сцены нелюбви, как казни.
|