Сухая плоская ворона

Сухая плоская ворона

Сухая плоская ворона
(смерть под колёсами, жара)
покоилась в траве газона
внутри московского двора.

Но равновесие не вечно:
и пёс голодный налетел –
и ну покойницу калечить,
таскать, трепать, – а всё ж не ел.

И жертва, словно из фанеры,
со свойством жёсткой лёгкости
моталась в воздухе двумерной
системой перьев на кости.

А местный азиатский дворник,
на мир смотрящий в лунный серп,
как будто чуял в той вороне
державного пространства герб –
и пса не гнал метлой поганой
и птицу в мусор не волок.

И глухо бился в этой драме
времён встревоженных поток.


Мороженные вёсны

Третий день погода не по ГОСТу.
На углу палатка «Холодок»:
– Продаём мороженые вёсны!
– Дайте мне, пожалуйста, кулёк!

А вот взять бы три коробки сразу,
Да ресурсы – просто курам смех.
Я покупку пересыплю в вазу
И поставлю где-нибудь наверх.

Им лежать и таять постепенно,
Их там будет двадцать – двадцать пять:
Продолжаем галсами и c креном
В догонялки с временем играть!


Ветхий дворик - Левитан

Я человек, мой путь безрадостен и горек,
Но интересны ответвления на нём.
Глаза глядят, куда иду. Какой-то дворик
Безлюдный, брошенный. Попробуем, зайдём?

Серым-серо внутри от старой древесины,
Постройки ветхостью своей наводят жуть:
Окно чердачное мерцает паутиной,
Навес как будто изготовился шагнуть,

Доска к доске, шинель в шинель – стена сарая
Предупреждает: отойди, а то убьём,
Косая будка наподобье вертухая
Прицел наводит односкатным горбылём.

Нет, то мерещится! Во всём обман безлюдья.
Здесь рукотворное заведомо мертво –
Лишь под подошвами внизу немного будет
Остатков жизни, именуемых травой.

Глаза зажмурю – обязательно увижу,
Как в серых красках публикуется глава,
Где с каждым шагом человек всё ниже, ниже,
И под конец над ним смыкается трава.


Балалаечный костёр

В 1648 г по указу "тишайшего" царя Алексея Михайловича, который песенное и музыкальное народное творчество считал вредным делам церкви и государства, в Москве все "гудебные сосуды" были отобраны у населения, на пяти возах свезены за Москва-реку и сожжены. Далее действие приказа было распространено на всю страну. Противившиеся приговаривались к битью батогами.




Чернеет свет, по всей Москве гудят колокола,
Трещит огонь, черёдный конь кусает удила.
Инакий день - ликует чернь, гремит царёв указ,
Охрипли псы, идут возы да за Болотный плац.

Опасный груз - простая Русь - стучит и дребезжит,
И, под копытами разбита, музыка лежит,
Летит в костёр охапка домр и тоненький рожок,
А там и стая балалаек брошена в поджог!

Зачем палить, зачем рубить, зачем тереть в труху?
Милейший царь, тишайший царь, ответь, как на духу!
Словесный блуд, что пьяный шут бренчит у кабака,
Державе не'ужто грозней исконного врага?

А за заставой брань густа, возня, переполох,
Там сто телег, на каждой клетка, в каждой скоморох,
Кричат слепцы, молчат стрельцы, глаза у них тупы,
Качают плечи палачи и крестятся попы.

Михайлов свет царь Алексей пронизывает тьму,
Но чем заблудший дышит люд, неведомо ему.
Под новый день, когда дотлеет музыка костра,
Ярило в саже выйдет в ражий хоровод Петра.

Ссылка на страницу автора: http://www.stihi.ru/avtor/avasiliev