Ты вёслами машешь на месте, и шумные всплески Пугают ершей в редких чащах подводных растений. Замученный храм на пригорке, теряющий фрески, В речушку глядит, как в могилу былых песнопений. Обсели пичуги рядками отрубленный купол – Бесстыжие люди со лба позолоту содрали И остов сожгут – дай лишь время – назвавшийся плутом Не ценит века без цветмета, железа и стали. Воздев к небесам из-под нимбов бельмастые очи C ладони воды, словно духи бесплотные склепа, Угодников лики в пустом алтаре мироточат Вселенскою скорбью – прозрачно, возвышенно, лепо. Разбитый свой лик обтирает заря облаками, Кровавые слёзы поныне в России не редки. А лодка стоит, будто днищем наткнулась на камень, И шлёпают вёсла как будто в невидимой клетке. «Не мель, не преграда – Храм Божий меня не пускает!» – Дошла наконец до ворот в рваной рясе обида: «Деревни бредут в города и сбиваются в стаи, А родину – церкви, дома – посещают для вида Всё реже и реже – траву оборвать на погостах, Пока не порвётся та нить, что духовным связала; Пока не закроется дверь, не отравится воздух Тяжёлым и спёртым дыханьем безлюдного зала...» И я помолился, как мог, на дрожащем на русском, Принёс покаянье в грехах, попросил о спасенье. И тихо меня понесло по спокойному руслу Без вёсел и паруса плавное Божье теченье.
|