Это больше, чем сон, чем во сне нелюбовь Беатриче или Данте, что, в сущности, здесь и не важно, но всё же, остаются всегда после нас только ворохи листьев и какие-то книги, и маленький ад, и треножник. А потом я расту разноцветной высокой травой, обнимаю твои полуголые тёплые ноги. Я тебя оправдаю, единственный злой и живой и с собой заберу с этой пыльной пустынной дороги. Набери этот звон, где угодно - в своей голове, в телефоне, вбегая в автобус, на поиске в Google-e, потому как любой человек подобен звезде, потому как везде остаются забытые люди. Да, я к вам, господа, или как вас там лучше назвать, к сожалению, все мы из мягкого красного мяса, к сожалению, все мы привыкли чуть-чуть умирать. К слову, кто-то из вас никогда не дойдёт до Парнаса или как там у вас называется эта страна, моя вера с цветными глазами в задрипанных буднях? Я всегда говорил - важнее внутри тишина - мои тихие дети, мои бесконечные люди. Неизменно любой остаётся - вот с этим - один. До меня уже было - мы делим постель и тревогу, только смерть не разделим - ни с кем, никогда - на двоих, но мы многое скажем, хотя и не скажем о многом. Ну, а как там у вас называются звёзды и люди? А я - просто сижу и курю вечерами в окно. Да, вот так вот, курю вечерами в окно, но моя Беатриче звенит в разноцветной посуде. Погоди, человек, давай, помолчим, хоть немного - что нам, в сущности, смерть – секунда у чёрной дыры. Отчего же не петь и руками друг друга не трогать – что нам, в сущности, смерть, давай, помолчим, хоть немного и в конце то концов зазвеним комком тишины.
