В то время шла война…
И сын её, Алёшка, ушёл на фронт.
Ох, сколько плакала тогда она,
На западающий холодный горизонт…
Быть может, лишь тогда
Припомнилась ей матушкина вера,
Когда пришла беда,
Припомнилась и Церковь возле сквера…
…Как плакала она и как молилась!
Неугасающей лампадкой засветилась,
Завет читала Новый и постилась,
Лучом надежды в сердце осветилась…
…и сын пришёл!
Однажды, ранним утром
Открылась дверь, его ввели домой,
Но радость принесла попутно
И горе… Алексей слепой…
И вот тогда,
Раздав все деньги на лечение,
Горело яркое свечение
Её души… И как блаженна мать,
Готовая всё за детей отдать…
Раздав последнее всё нищим, и убогим,
И подвизавшись правилом жестоким
Молиться до утра,
До самого, до смертного одра…
Пред Ликом Пресвятой и с плачем горьким:
«Молю Тебя, Царица Преблагая!
Верни Алёше зрение,… смотри,
В мольбе и дни, и ночи воздыхая,
Проплакала уже глаза свои…
Быть может, если зрения лишусь я,
Услышишь горький материнский вой…
К Тебе Одной и день и ночь молюсь я…
Соделай, чтоб прозрел сыночек мой…»
…И вот, однажды Ангел снится ночью,
Когда она уснула за мольбой,
И говорит: «Его прикрыты очи,
Чтобы остался он душой живой»…
Она, проснувшись, горько зарыдала,
Упала на колени пред Иконой,
И снова свою просьбу вопрошала,
И снова не смолкали её стоны…
Прошло пол года, молит мать и верит,
И вот, однажды ночью, тот же сон:
«Не будет пользы, если он прозреет,
И лишь незрячим будет он спасён».
До самой Пасхи мать с молитвой жаркой,
И с той же просьбой плакала навзрыд,
Уже имея вид довольно жалкий,
И жалкий, нищий дома стол и быт…
И перед самым ярким Днём весенним
Ей снова снится тот же самый сон,
И вновь она всё с тем же настроеньем…
И с той же просьбой возглашает стон…
Уже не просит,… требует и плачет,
Уже не молит,… яростно кричит,
Уже в своих словах упрёк не прячет,
Не ест, не пьёт, в томлении не спит…
И вот, на Пасху, в Церкви, рано утром,
Святой водой сынок умыл глаза,
И спала пелена его как будто,
И он увидел храм и образа…
Какая радость матери и сыну!
Благодарила Господа за всё!
И вот, ведёт прозревшую кровину
В убогое и серое жильё…
Всё ценное давно раздала нищим,
На Церковь, на лекарства,…
И трудов
Её хватало только лишь на пищу,
А что осталось – лоскуты, да кров…
…Зажил Алёшка в горечи унынья,
Всю серость с нищетою увидать
Свою он в полной мере мог отныне,
И стал корить за это свою мать…
Забросил Церковь, запил, и в беспутстве
Стал проводить свои лихие дни,
Вину свою в своём же безрассудстве
Свалил на плечи матери одни…
А мать опять с мольбой и покаяньем:
«Прости меня мой Бог, за то, что я,
Упившись лишь одним своим желаньем
Три раза не услышала Тебя!
Спаси! Спаси! Спаси! Спаси Алёшу!
Молю Тебя! Прости меня! Молю!
Прими же в жертву, если так возможно,
Труды мои, мой плач и жизнь мою!»
…До смерти мать молилась…
…Не напрасно…
По смерти на могилке плакал сын…
Молился также горько, также страстно,
И лишь тогда он понял, что… один…
Что мать свою, своей беспутной жизнью,
Он свёл в могилу, превративши в прах…
И с этой покаянной горькой мыслью
Забрезжил свет в его пустых глазах…
01.12.2008 г.
|
