Отверзнув уши, сново слышу – Ты...
Тогда, по воле родственного клана,
Не возвращаясь в прежние мечты,
Закрыл главу последнего романа.
Вокруг шумы железных мокрых крыш.
В неистовстве свечений ярких молний,
Дрожу от страха, словно кроха мышь,
В кошачьей радости весенних какофоний.
Чего страшусь, ведь далеко не трус.
Судьбою, что меня связала с Русью,
На грани бытия, в смертельной грусти,
По-дурости своей, еще горжусь.
И с ней веду последний разговор
Ни бабьи сплетни, ни родни укор,
Не мучат сердце, все в огне сгорело.
И лишь любовь, сжимая сталью тело,
Произвела последний выстрел в душу...
Свободен я. Теперь уже не трушу.
Мое наследие в неправедных делах,
Отмечено: аккордом звучной лиры,
Присутствием в непрожитых годах,
Любви безрадостной и донельзя строптивой.
Мои потомки на глазах людских
Откроют тайну радостных стремлений:
Благословение исполненных молитв,
В присутствии небесного знаменья.
Но мне уже давно неитересно:
Кто будет править, иль резцом ваять.
По площади пройдет в блаженстве крестном,
Иль ночью заберется, словно тать,
В раскрашенную призраком Гогена,
Квартиру от потомков короля.
Воспетую по прихоти гарема,
Таким же как и я, неумным хреном.
Там невостребованные ныне трюфеля,
Ждут участи - съедению собакам.
А где-то нехватает молока,
Старухе хворой, во второй палате,
И это зло на долгие века.
|
