Давай тебя настрою, как гитару и гладкую скрипку потяну за струну, и верну звуковую волну
/улыбку/, продышу всю насквозь тем теплом из насыщенных легких, зазвучу, заиграю в изнеженных полутонах. Ах, растаяла, ах, разомлела. ты сумела ... да, сумела: говорила, играла и пела на моем языке, на моем ветерке на понятном, любимом, фольклорном...
А я-йа сам такой рабочий и станочный, и прочный-прочный, как дверной засов из слов, из маленьких й-кратких невиновато сладких и сложенных сюда – бери. И ты потянешь за хвостик назойливой буквы, словно с брюквы снимают земляной наряд, и говорят, и говорят, поют, летят, когда ошметки, шкурки... и головы, подряд. А мне не больно, я сам просил и лелеял эти звуки, и сам любил в руках не руки, а изгибы деки и резонатора губами завитки всё распрямлял, ласкал, искал в тебе немножко Скрипки, чтоб мой весь Нервно-Маяковский уснул, такой, по-детски, хлипкий, такой уставший и знакомо липкий, вдруг улыбнулся в этом сне
21.02.2012
|
