Там, где слова превращаются в письма,
Промолчу тебе на всех языках
О том, что мы называли жизнью,
О напрасных ее косяках
В числах, в мыслях,
В пулях седых на твоих висках.
Докторская степень недоверия
Окончена магна кум ляуде.
Опять читаю Каверина,
Фантазирую графов с частичкой "де".
В аэропортах моих вечно светло,
Солнце никогда не заходит,
Но сквозь мерцающее лучами стекло
Стюардессы в косынках на шеях несут твою осень.
Они говорят: "Вам куда:
Шарль де Голь? Хитроу? Фьюмичино?"
Хитрое порто франко судьбы, манящие города,
В которых ни остаться, ни проститься нету причины.
А ты помнишь, как уходил от нас вокзал?
Как падали вниз перешейки кварталов?
Ты тогда был в профиль и сказал:
"Под ними следы путешествий вандалов.
Для того, чтобы Рим стал Римом,
Его необходимо разрушить, разнести в прах.
Не налаживай фокус, смотри мимо.
Страшишься эффекта? Но это всего лишь страх".
И вот я смотрю, как ты просил,
Не за стекло, а в то, что в стекле.
Только теперь и я прошу у кого-нибудь, чтобы дал мне сил
В этом осеннем пекле, в этой солнечной мгле.
"Да спасет тебя надежда моя".
Не спасет - романтические бредни барышень.
А под крылом самолета не Рим, а пустая прерия,
И на ней одинокое логово, как мишень.
Из легких с паровозным свистом дым.
Сколько транспортных средств еще на роду?
И сколько раз, устами отсохшими вспоминая Иерусалим,
Обещать: "В отстроенном, в следующем году"?
Все отсрочки. Завтра, послезавтра, через двести зим,
Отстроим, вернемся, не забудем, будем быть.
Клятвы в пустое небо над крыльями, прожигая бензин,
Несутся в тысячи лошадиных сил, и нечем их крыть.
Так, вперед и назад, туда и обратно,
Из ада в рай, из траура в меланхолию,
Бубновым стелятся, королевским бархатом
Дороги из терний и кактусов, из роз и магнолий.
Когда свидимся? За каким поворотом излучины?
Какими будем: cильными все еще, или слабыми?
Над какими водами заскрипят уключины?
И под какими эфирами завоют лопасти, задувая канделябры?
Я тебе промолчу на всех языках о том,
Как тяжело, как больно, как невозможно
Себя в руках как зачитанный том
Листать бережно, не спеша, осторожно.
Зная, чем все закончится, не торопиться,
Не гнать, просто смотреть в окно,
А вдруг? А вдруг объявит проводница:
"На сегодня не будет рейсов". А вдруг это и есть оно,
То не прописанное в сюжете событие, которое должно измениться?
Прочти меня, немую, прочти без слов,
Не заставляй отправлять почту из залов ожиданья.
Она не дойдет. Мне хватило навеки всех аэропортов,
Из которых летела моя безъязыкость в твое "до свиданья".
Всех языков, на которых можно смолчать:
"Оревуар", "леитраот", "аста пронто", "си ю", и даже "чао",
Не хватит, нет. А я не могу заставить себя кричать,
И поэтому я говорю просто: "прощай, как я прощаю".
Ведь там, где на всех языках, на табло прибытий/отлетов,
Ждешь неоновых слов: "извините, задержка",
Можно еще обмануться, что не будет пилотов,
Что не будет ремней, что не будет таможенно-паспортной слежки.
Но это всего лишь обман. Все будет. И Рим разрушен,
И стюардессы объявят посадку, и взлетная полоса.
И только Каверин в руках усладит мой пластмассовый ужин.
"Да коснется тебя любовь моя". Не коснется. Не верю я в чудеса.
Вот и все. Рюкзак на плечо, кошелек в карман.
Скомканная бумага в мусорный бак.
Лучше такая правда, чем самообман.
Правда, правда. Я знаю. Прощай навсегда, прощай до не встреч, до не свиданья. Правда, ведь? Лучше так.
|
