Темной ночью в безлюдной пустыне,
В долгих поисках нужного места,
Повстречала на тающей льдине
Хромоногого бога Гефеста.
Зашагали по выцветшим дюнам,
И зрачки его полнились серым.
Не был он ни бессмертным, ни юным —
Бледной нитью, потрёпанной Герой.
Омывала разбитые ноги,
Длиннопалые кисти калеки.
Он сказал: "Меня прокляли боги".
Я сказала: "Меня — человеки".
Посмеялся над фразою этой:
"Что себе возомнила, дуреха?
Весь трагический пафос сюжета
Не собрать по разбросанным крохам".
Его боль мне была утешеньем,
Потому что на каждую муку
У него находилось решенье:
"Я бегу не от Геры - от скуки".
Я смотрела и видела чудо,
Хоть на чудо он не был похожим.
Он явился ко мне ниоткуда,
В никуда выходя из прихожей.
Он всегда оставался собою
И железо, играя, ковалось,
Хоть кузнечная куртка с подбоем
Под ботфортами Геры валялась.
Я с последней надеждой листала
Приговор, где под "подписью" - "Гера".
Пальцы в кровь. Не оспоришь. Устала.
Слишком это чрезмерная мера.
И как будто насмешливый Aвтор,
Руку Геры водя по страницe,
Отказал ему в праве на завтра.
Мойра в страхе отбросила спицу.
И поэтому был недобитым,
Недосказанным и безысходным.
Но какая шикарная свита
Шла за ним, когда шел на охоту!
И какие блестящие битвы
Проводил на границах Аида!
Шло, хромая, по лезвию бритвы
Божество в человеке гибридом.
И мечи, и ножи, и секиры
Раз за разом отточенной сталью
Наносную порядочность мира
От порока и лжи отсекали.
Его молот ложился как словом,
Беспощадным и грозным ударом.
Только если как мне повезло вам -
Он окутывал вас своим даром.
Я не знаю, откуда хватало
Силы в нем на борьбу и на смуту.
Он всегда мне казался усталым
И до боли земным почему-то.
Человек, как загадка от Сфинкса,
Обреченный на муки Тантала.
В пиджаке и застиранных джинсах -
Бог Гефест, повелитель металла.
Осыпались осенние клены
В парке Принстона желтой листвою.
Не слезами - железом каленым
Плакал бог над разбитой судьбою.
"Имя "Гера", да будет... A впрочем,
Жаль потратить сентябрь на проклятья.
Там, под подписью, знак многоточья.
Там загадка под Зевса печатью.
Молот есть и прочна наковальня.
Слово есть, правда, жизнь и воля.
Человек не умрет от печали.
Боги не умирают от боли".
Бог Гефест, человек из металла,
Встал с колен, опираясь на жезл.
Время смерти еще не настало.
Нить судьбы ведь никто не отрезал.
"Знаешь, Мойра, хоть нить еле дышит,
Я держу ее собственноручно".
Дождь закапал, и Принстона крыши
Заковались в тяжелые тучи.
Так что боги, увы, были правы,
Проклиная на боль и увечье:
Божьи методы высшей расправы
Обнажили его человечность.
Что ж ты, Гера? Не видишь ошибку?
Гордеца превратила в калеку.
Всякий бог удивится с улыбкой,
Когда встретит в себе человека.
Он теперь всем богам - предрешенность.
Он теперь не отпустит вас в Тартар.
И диагнозом "умалишенность"
Не откупятся Гера и Автор.
Улыбайся, Гефест, улыбайся,
И иди себе. Очеловечен.
Каждый раз, умирая, рождайся,
Куртку с пола набросив на плечи.
Друг и конь. Что еще тебе надо
Для того, чтобы нить не порвалась?
Боги - призраки Сартрова ада.
Человеки смешнее на малость.
Человеку пою аллилуйю.
Богу - шма Исраэль и осанну.
Он играет, и напропалую
Гибнут боги у нотного стана.
Он играет Шопена ноктюрны,
Растворяясь в созвездии млечном.
Не был он ни бессмертным, ни юным,
Просто очень он был человечным.
Он меня не любил и не помнил.
Он ушел. Не успела проститься.
И, наверное, это не скромно -
Восхвалять олимпийские лица.
Толькo ночью, в безлюдной пустыне,
Я когда-то нашла человека.
Человека в себе. И отныне
Он живет меж сетчаткой и веком.
И глазами его голубыми
Я теперь постигаю природу.
Мне не Бог помогает в пустыне -
Человек олимпийской породы.
|
