Этим вечером снова без спроса явился Бог, Он был скромен и тих, И почти не касаясь земли Подошёл, Развернул черновик и прочёл этот глупый стих, Улыбнулся И вынул меня из петли. Взял перо, Обмакнул в ледяную знобь, И на белый листок положил слова.
И была в них скулящая рваною сукой скорбь И дорога, ведущая к дому ещё была.
И надежда - что свет, И молчание - что урок. Настоящая радость и гулкая тишина. И слова, что закутаны в мёртвую тяжесть строк, Немотой своей разрывали остатки сна И тащили Наверх, Наизнанку, Наискосок Раскроили и сшили, Как прежде И как сошлось.
И я, заново собранный, Мокрый тащил платок И с горящего лба вытирал отходную злость.
А потом - снова вечер, И снова незванный гость, Без лица, Без сомнения - Входит и гасит свет. Черновик, переписаный набело, Тянет в горсть, И услужливо, Вежливо Ставит под крюк табурет.
|