Переложили внезапно кормило, щелкнули пальцами, как на пожар, мы торопились — оно наступило, и пропустили его, как удар.
И проворонили и проморгали, где уж теперь разобрать, что не так— на непокрытую голову шмали солнце обрушило полный кулак.
Выросло солнце и выбило стекла, влаги осталось — всего на вершок, даже не высохло, не пересохло, лопнуло горло, как старый горшок.
Ляг и помри! вероятно, так надо, невозмущенный, но тоже — не медь — плавиться мозг, и достала цикада, заживо жарясь, звенеть и звенеть.
Бабы сдурели, собаки — сдурели, тех и других бы на общей цепи! Злая цикада безумные трели сыплет и сыплет, как угли в степи.
|