Что остаётся? Словно детский пистолет бросает весь запас воды на лица кукол… Вот так выходит из тебя остаток лет в остаток тел, с почти что менструальной скукой.
Застряв в плену на полдороге из себя, как будто из кита прижухший вмиг Иона, познаешь, попусту всевышних теребя, и розу лотоса, и прозу эмбриона.
Когда в момент с макушки бодрый колер слез, пробор расширился и распрямился, точно тропинка через посттоталитарный лес, в котором хвойные вполне простили прочих,
когда твой рот, свистя, щебечет «карашо!», произношение скрывая неплохое затем, чтоб не смутился варвар с калашом, и не сломал окрест иллюзию покоя,
тогда поймешь, куда былое истекло, тогда копнешь ногтем любую гематому - и в ранке заблестит музейное стекло, нажравшись экспонатов, в стоне по пустому
вчера. И дернувшись с навинченных колец, с обратной стороны словесной клейковины, вплотную сблизится с началом твой конец, но только в этом, черт возьми, ты неповинен.
И даден будет день, и будет сладок гнёт произошедшим не прикрытого начала, вобравшего финал. И метроном шагнёт под стать тому, что больше не обозначает.
|