В саду на закате звучит патефон,
На старой пластинке тот вальс,
Что мама любила послушать тайком,
Когда уставала от нас.
Наверное, был этот вальс для неё
Лекарством тех горестных лет,
Когда сокрушённое сердце её
Рыдало от тягот и бед.
Когда сокрушённое сердце её
Рыдало от тягот и бед.
А горькие думы тиранят и жгут,
И сводят порою с ума:
Троих из шести схоронила детей,
А мужа сгноила тюрьма.
Не часто её улыбалось лицо,
Не часто светились глаза,
Присядет порою она на крыльцо,
Когда пронесётся гроза.
Присядет порою она на крыльцо,
Когда пронесётся гроза.
Лечила людей и тянула семью
По жизни она за двоих.
Годами не вспомнит она о себе,
Все мысли всегда о других.
Не слышал я жалоб её никогда,
В слезах не припомню я мать.
Не помню, чтоб пела когда-то она,
Иль с кем-то пошла танцевать.
Не помню, чтоб пела когда-то она,
Иль с кем-то пошла танцевать.
Вся жизнь пронеслась как сплошной ураган –
Мать в лучшем уже из миров,
Но в сердце своё, как и прежде, принять
Утрату её не готов.
И снова, и снова звучит мамин вальс,
И розы цветут под окном,
Вот только теперь с милой мамой моей
Танцую я в сердце своём.
Вот только теперь с милой мамой моей
Танцую я в сердце своём.
|
