Солнце, словно вытаскивает себя за волосы,
бросая лукавый прищур на тенистую мостовую –
а-ля милостыня.
Собственный взгляд застревает в черте города – в каменной кости
мостов, стен, дорог, в косогоре кровель –
оставаясь единственным по-настоящему родным и близким.
Он, точно шлюха, не терпящая простоя,
ищет обочину, цепляясь за разговор, за добрый глоток вина;
но находит, лишь дождь на карнизе собственного дома,
где оконная рама дрожит, как рука с перепоя,
будто окно пытается выброситься из окна.
Клинопись ливня штопает пыльные ранки асфальта,
на живую, въедливо;
влажная дурнота
подступает к глотке вешних улиц, просеивающих смальту
онемевших витрин и придорожных реклам.
Дождь возит челюстями по мокрому воздуху, сплёвывая
остатки прямой речи,
и расставляя всё на свои места:
взгляд, словно шлюха, не терпящая простоя,
прохладный вечер,
вокруг ни души, значит в душе – весна.
|
