Я удивлял друзей предельной дурью,
Уменьем быть разумным не уметь.
Когда мгновенно становился буйным,
Услышав за спиной приказ «Не сметь».
И понесло в азарте и захлёбе,
Как безшабашье, воли зов в рабе.
Срывая номер на тюремной робе,
Я снова начинаю свой побег.
Хоть знаю: шаг из зековской колоны,
Шаг в сторону – считается побег,
Но не могу я оставаться клоном.
Рывок – и я на собственной тропе.
Как одиноко, неуютно вне колоны,
Без компаса, без карты, без огней,
Без пропуска, без членства и без брони,
И без привычного «К ноге».
И я, ломая ветви на беспутьи,
Бегу – так надо, так влечёт.
Я одинок, а значит «против» –
Так радуется только «дурачьё».
Как гроб, отряд на перехват сколочен,
Собачий лай и гон мне сердце леденят,
Но верю я, тропа кромешной ночи –
Мой верный путь к свободе дня.
Но ужас в том, что ноги увязают
В болоте, хоронящем твёрдость троп,
И кто на перехват идёт, тот знает,
Он, сволочь, знает всё про то.
И нет тебя, и тишь опять сомкнулась,
И топи этой хватит нам на всех.
Опять свобода бегунов надула,
Свобода совести, трагедий и потех.
|
